Таким образом, единственное, что умела делать русская кавалерия, это драться против кавалерии противника в открытом сражении, то есть то, что совершенно не могло пригодиться в современной войне. Конница должна была принимать то участие в операции, что способствовало бы общей победе, однако приоритет тактики в обучении над оператикой достиг чрезмерно непреодолимых масштабов. Удивительно, но с этим русские столкнулись уже в войне с Японией, где также не было крупных конных боев, так как японцы имели на театре войны всего лишь две кавалерийские бригады против многочисленной русской конницы. Никаких серьезных выводов по итогам русско-японской войны сделано не было: «…в основу всех действий конницы было положено ее участие в сражении, а оперативная работа на театре войны хотя и не умалялась, но не превалировала над тактикой. В выполнении же чисто боевых задач, встававших перед конницей, последняя стремилась разрешать их преимущественно ударом в конном строю, видя в этом наиболее полное использование своей сильной стороны. Действия с винтовкой в руках были побочным способом достижения поставленной цели»
[32]. Одним словом, многочисленный и весьма квалифицированный род войск — кавалерия — был совершенно не подготовлен к современной войне.
Так что вовсе не странно, что в сентябрьских боях на левом берегу Вислы кавалеристы лучше оборонялись, чем наступали. Что конница старалась оставаться в стороне от общевойскового боя, переваливая тяжесть ведения боев на пехоту и артиллерию, в том числе и тогда, когда следовало атаковать во что бы то ни стало (брезинский прорыв немцев). Что еще и в 1916 году конница наблюдала, как победоносная пехота Юго-Западного фронта гонит врага, но участвовать в преследовании не могла, так как не умела. Вообще преследование разбитого противника стало одним из наиболее слабых мест действия русской кавалерии в Первой мировой войне.
Кавалерийские начальники оказались самыми рьяными ретроградами: пехотинцы и артиллеристы (не говоря уже об инженерных войсках, переживших настоящее второе рождение) учились, пусть и на собственных ошибках. Кавалеристы учиться не желали (вспомним в связи с этим, что и в Советском Союзе перед Второй мировой войной самым консервативным родом войск стала кавалерия, а «кавалеристами» именовали наиболее ретроградную группу советского военного руководства, группировавшегося вокруг К.Е. Ворошилова и С.М. Буденного), а широкое применение конницы в Гражданской войне зависело от «нерегулярности» военных действий: даже против только что обретшей независимость Польши этот номер уже не прошел; на каждом театре — своя специфическая тактика.
Стремясь выделить несомненные положительные моменты, А.А. Керсновский пишет, что русской конницей «было произведено до 400 атак в конном строю…», в ряде сражений «некоторые конные дела имели не только тактическое, но и стратегическое значение», наконец, «сколько раз наши пехотные дивизии и корпуса выручались беззаветными атаками ничего не боявшихся и все сметавших сотен и эскадронов»
[33]. Все это так. Однако надо сказать о том, что кавалерия проявила себя в войне как вспомогательный род войск, но не как основной. Вот в чем, на наш взгляд, главный вывод данной части нашей работы.
Первая мировая война окончательно утвердила то обстоятельство, что отныне главной становится не тактика, а оперативное искусство как метод ведения боевых действий (стратегия есть вещь более высокого порядка). А следовательно, на первое место неизбежно выдвигались не атаки небольшими соединениями (как правило, это и было в числе тех четырех сотен атак, о которых сообщает А.А. Керсновский), а умелые действия конных масс — от дивизии и выше. И вот как раз в этом отношении руководство русской конницей оказалось весьма и весьма неудовлетворительным. Отсутствие надлежащим образом организованных кавалерийских корпусов (и, добавим, столь же надлежащим образом подготовленных начальников этих корпусов) в мирное время приводило к тому, что русским постоянно не хватало конницы в самый нужный момент:
при преследовании австрийцев после боев под Варшавой и Ивангородом в сентябре 1914 года;
при попытке пленения группы Шеффера в боях под Лодзью в ноябре 1914 года;
под Шавли весной 1915 года;
под Свенцянами.
Поэтому же конные корпуса занимали растянутые окопы в 1916 году, а главкоюз ген. А.А. Брусилов и его командармы (прежде всего в 8-й и 9-й армиях) не сумели использовать свою довольно многочисленную конницу для довершения поражения противника, разгромленного на первом этапе Брусиловского прорыва в мае — июне 1916 года.
Выходит, что великий князь Николай Николаевич великолепно подготовил конницу как самостоятельный род войск, но в современной войне надо тесно взаимодействовать с пехотой и артиллерией. Нужна гибкая тактика конницы в общевойсковой операции. Этого не было сделано в том числе и потому, что в военной теории не существовало отдельного вида военного искусства — оперативного искусства. Поэтому конница готовилась только в тактике плюс теории стратегической конницы, как глубокие рейды во вражеские тылы. Противник же более безболезненно перешел к новой тактике, ввиду сохранения при пехотных корпусах огромного числа войсковой конницы, в то время как у русских все ушло на стратегическую конницу. Кроме того, отсутствие хороших кавалерийских начальников (за редкими исключениями) не позволило коннице переучиться уже в ходе войны, как это сделали пехота и артиллерия, достигшие к 1916 году пика своего могущества.
Повторимся, именно на Восточном фронте в период Первой мировой войны кавалерия могла в последний раз подтвердить свой статус самостоятельного рода войск, равного по положению пехоте и артиллерии. То есть как основного рода войск. Этого русские кавалеристы сделать не сумели, скатившись в состояние вспомогательного рода войск. Да, были отдельные всплески. Но все это не мешало главному — переходу кавалерии к ведению боевых действий в спешенных порядках, неумению маневрировать большими массами для достижения победы в операции, нежеланию кавалерийских начальников учиться на собственных ошибках и активно взаимодействовать с прочими родами войск.
Глава 2
ЛИЧНЫЙ СОСТАВ КАВАЛЕРИИ
Как говорилось выше, в начале двадцатого столетия конница все еще рассматривалась в качестве одного из трех основных родов войск. При этом именно кавалерийские подразделения комплектовались отборными людьми в первую очередь. Недаром современники (не из кавалеристов) с горечью отмечали, что в то время, как на пехоту ложится вся тяжесть современного боя и именно она несет наиболее тяжелые потери в сражениях, как раз пехота комплектовалась по «остаточному принципу». Регулярная кавалерия мирного времени, с которой русская Действующая армия должна была вступить в войну, насчитывала в своем составе две гвардейские кавалерийские дивизии, пятнадцать кавалерийских дивизий, Кавказскую кавалерийскую дивизию. Также в мирное время содержались и некоторые казачьи кавалерийские соединения — например, Сводная казачья дивизия или Уссурийская конная бригада.
