На этом великий князь Николай Николаевич не угомонился, так как 16 сентября на Западном фронте началось сражение на Сомме, ставшее прологом для «Бега к морю». К концу сентября между Варшавой и Лодзью образуется очередная ударная группа армий — 2, 1 и 5-я. При этом еще в ходе боев за Варшаву высказывалась мысль об организационном образовании нового фронта, возглавить который должен был начальник штаба Юго-Западного фронта ген. М.В. Алексеев. Нового фронта создано так и не было, но сама мысль показательна. Опять-таки немцы предупредили русских фланговым ударом между Лодзью и Ловичем. Лодзинская оборонительная операция закончилась отходом русских армий Северо-Западного фронта к варшавскому плацдарму. В дополнение армиям северного фланга Юго-Западного фронта пришлось отойти от Кракова
[390].
Ближе к концу 1914 года в русской Действующей армии выявляется еще одна проблема — кризис вооружения. Нехватку снарядов для артиллерии русские армии стали испытывать уже в сентябре месяце, после первых же операций. К началу же декабря командармы получили секретное предписание Ставки выпускать в сутки на каждое орудие не более одного снаряда. Иными словами, русская армия становилась безоружной перед врагом, который хотя также испытывал недостаток боеприпасов, но не в такой степени, как русские. В этих условиях попытки наступления на Берлин становились безумием, ибо львиная доля потерь в боях наносилась артиллерией.
Тем не менее Верховный Главнокомандующий мало того, что упорствовал в своих замыслах, но и готовил новые удары на 1915 год. При всем том ответственность за принятые решения возлагалась на фронты, так как стратегические решения ведь вырабатывались совместно, на совещаниях Ставки в штабах фронтов. Участник войны, брат русского военного мыслителя А.А. Свечина, вспоминал: «Отдавая должное любви великого князя Николая Николаевича к военному делу и требованию к усовершенству, нельзя не видеть в нем нужной полководцу воли, которая у него пасовала в принятии важных решений, ответственность за которые ложилась на него»
[391].
Запас снарядов, равно как и их производство подлежали урегулированию между военным министерством, Главным управлением Генерального штаба и Главным Артиллерийским управлением. Вся вина за нехватку снарядов была свалена Ставкой на военное министерство, но зато Главное Артиллерийское управление, возглавляемое великим князем Сергеем Михайловичем, осталось вне гнева Главковерха. Еще бы: в одном случае обвинялся личный враг великого князя, а в другом случае под шквал критики и упреков попадал родственник.
Но дело не в этом. Смысл проблемы заключается в том, что, зная о прогрессировавшем кризисе вооружения, Ставка не должна была выносить активно-наступательных замыслов, ограничиваясь в своей оперативно-стратегической работе лишь обороной. Однако же русские армии упорно шли вперед, расстреливая последние запасы снарядов, которые, как представляется, можно было бы поберечь в ожидании налаживания работы оборонной промышленности. И если сражение под Лодзью началось еще до того, как ситуация с боеприпасами окончательно прояснилась, то планирование зимней кампании 1915 года предстает верхом непонимания обстановки.
Для сравнения следует узнать мнение участника войны, забавным образом оправдывающего Верховного Главнокомандующего. Е.Э. Месснер пишет: «Уже после войны появилось мнение, что великий князь Николай Николаевич, увидав, как огромен расход огнеприпасов в первых боях, должен был не форсировать оператику, не слать армии из сражения в сражение, но замедлить темп действий в ожидании, пока военная наша промышленность развернется для достаточного снабжения прожорливого фронта огневой войны. Но Николай Николаевич был генералом от кавалерии и на посту Верховного остался генералом кавалерии — он не мог не мыслить по-конному, ставя задачи пешим армиям. В войске великий князь пользовался уважением, в солдатской массе о нем рассказывали легенды — и не винили его за чрезмерную активность в 1914 году, доведшую до снарядного голода. Впрочем, не один, так сказать, кавалеризм побуждал Николая Николаевича форсировать оператику; принцип смелых нападательных действий был привит Императорской армии генералом Драгомировым Михаилом Ивановичем… лишь в конце XIX века генерал Драгомиров в дополнение к Суворову — в битвах победителю открыл Суворова — военного мыслителя и его идейное богатство раскрыл перед нашим генералитетом. Не все генералы им обогатились, но Николай Николаевич зачерпнул много — может быть, слишком много из этого богатства и, богатый им, расточал военное имущество, снаряды, доведя войско до снарядного голода»
[392]. С этакой логикой странно, что Е.Э. Месснер затем обрушивается с критикой на советских полководцев, которые зачастую не жалели крови войск, но всегда действовали наступательно.
А вот что пишет о ген. М.И. Драгомирове и проповедуемом им учении другой участник войны: «Пренебрежением к усовершенствованному огнестрельному оружию и к изучению огневой тактики вообще не исчерпывался вред школы, которую по справедливости следует наречь «драгомировской». Она создала и воспитала в массе начальствующих лиц понятие о преувеличенном значении шока в современном бою, что послужило, в свою очередь, причиной бесполезных колоссальных гекатомб… которые постепенно привели русскую армию к ее обескровливанию». Примеры: Карпатская операция зимы 1915 года и Стоход 1916 года: оба — на Юго-Западном фронте, действовавшем наступательно
[393]. Иными словами, Ставка с конца 1914 года делала все, чтобы усугубить ситуацию, сложившуюся в России с боеприпасами. Потому роль великого князя Николая Николаевича и его сотрудников, обладавших полным объемом информации о кризисе вооружения, в тех событиях, что повлекли за собой Великое отступление 1915 года, неимоверно велико.
Верховный Главнокомандующий. 1915
Начало 1915 года для Ставки Верховного Главнокомандования ознаменовалось вынашиванием очередных широкомасштабных наступательных операций. Казалось бы: русские орудия имеют в сутки лишь по одному выстрелу — чем же будут наноситься потери противнику? Но такая «мелочь» не волновала Верховного Главнокомандующего и его сотрудников. Ведь в тылу уже начиналась истерия обвинения в неготовности Российской империи к войне военного министра ген. В А. Сухомлинова, как будто бы один-единственный человек, да еще в мирное время, мог стать единоличным виновником срыва обороноспособности государства. О том, что в напрасном уничтожении последних запасов боеприпасов виновно Верховное Главнокомандование, разумеется, нигде не говорилось. Напротив, деятельность военного министерства представлялась как тормоз для реализации «гениальных» наступательных планов великого князя Николая Николаевича. Все было куда как прозаичнее. Русского наступления требовали французы, озабоченные большими потерями в сражениях на Ипре, потому русские союзники должны были «взять под козырек».
