Даже когда наступило уже 5 сентября, правительство еще не обнародовало подробности мирного договора. Мнения некоторых гэнро, министров и военных лидеров в его поддержку были опубликованы в виде интервью журналистам. Однако в этих интервью не было никаких подробностей и откровенности, которые могли бы удовлетворить разъяренных людей, и поэтому они только подливали масла в огонь.
Между тем правительство почти ничего не делало для того, чтобы сломить растущее сопротивление договору. Премьер-министр Кацура консультировался с такими деловыми лидерами, как Сибусава Эйити и Фудзита Дэнзабуро, на тему идеи празднования победы в нескольких местах (как это было сделано, когда десятью годами ранее пришлось вернуть полуостров Ляодун) с целью восстановления популярности правительства. Но эта попытка провалилась, когда деловые лидеры ответили: «Гнев народа подобен огню. Его нельзя обуздать». Правительство хотело также, чтобы руководство трех трамвайных компаний в Токио украсило трамваи цветами и флагами в честь праздника, но и эта идея провалилась, когда единый профсоюз работников трамваев постановил, что, если будет вывешен хоть один флаг, трамваи будут разбиты. Был бесплатно распространен выпуск «Кокумин симбун», в котором были приведены условия мира, но народ бойкотировал газету. Эта попытка правительства привела только к тому, что другие газеты усилили свои нападки на «Кокумин симбун»
[67].
Этих мер было недостаточно, чтобы взять под контроль общественное негодование. Начиная со 2 сентября «Токио асахи симбун» опубликовала серию передовиц под заголовком «Необходимо объяснение», в которых оказывалось сравнительно умеренное давление на правительство. Серия заканчивалась следующим утверждением:
«Теперь же мы положительно заявляем, что наши власти совершили ошибку. Если у них есть тому объяснение, мы готовы его выслушать. Правительственная газета утверждает, что правительство не может говорить с нами, не раскрывая государственных тайн. Следовательно, мы предполагаем, что и правительство выдвинет тот же аргумент. И что же это за тайна? Какую тайну они от нас хранят? Мы никогда в это не поверим. Они говорят, что это тайна, просто потому, что не могут ничего объяснить. Пока они не предоставят нам удовлетворительного объяснения, мы, народ, не сможем согласиться с ними — с маркизом, графом, виконтом и бароном».
ОТВЕТ ПРАВИТЕЛЬСТВА
Правительство, со своей стороны, восприняло Портсмутскую конференцию как неожиданный успех. Были достигнуты не только «абсолютно необходимые пункты», но и некоторые из «относительно необходимых», достижения которых следовало добиваться «по мере обстоятельств»: например, передача южной части Сахалина и права на ловлю рыбы в прибрежных водах Приморья. Верный своему прозвищу «молчаливый кабинет Кацуры» не предпринимал никаких шагов, кроме тех робких и бесполезных, что мы перечислили выше, чтобы предотвратить все более жаркое всенародное движение против мирного договора. В основу его отношения легло стойкое убеждение, что «массы никогда не поймут сложности наших проблем», поэтому долг правительства — выполнять свои обязанности, игнорируя любое общественное сопротивление
[68]. Это отношение явно видно из письма, которое Кацура писал Ямагате 2 сентября:
«Я с признательностью прочел Ваше письмо. Как Вы здесь отмечаете, народ расшумелся вокруг мирных переговоров. Нас не должна слишком сильно волновать деятельность соси [сторонников жесткой политики]
[69] и политиков. Однако мелкие коммерческие газеты и члены Кова Мондай Доси Рэнгокай [Объединенного совета активистов по российскому вопросу], являющиеся перерождением старого Тай-Ро Досикай [Антироссийского товарищества], журналисты, тесно сотрудничающие с Симпото [Кэнсэйхонто], и различные организации, в том числе группа Ватанабэ Кунитакэ, — все они, используя каждый свои методы, смущают умы низших классов. Сейчас простолюдины смешали социальные проблемы с политическими, рикши и мелкие торговцы шумят, не понимая плюсов и минусов ситуации, просто из-за того, что не ожидается контрибуции. Меня это не особенно беспокоит. Мне кажется, срочно надо отделить этот вопрос от социально-экономических и оставить его чисто политическим. Я прилагаю с этой целью все силы. Как я Вам уже говорил, я прекрасно знаю, что решить эту великую проблему будет нелегко. Я сделал вывод, что ничего не остается лучшего, чем вести себя как можно осторожнее и подождать, пока ход событий постепенно войдет в свое русло. Вы как будто серьезно обеспокоены этим шумом, но я призываю Вас к терпению, поскольку других средств мы не имеем. И еще, тот предмет, по которому я советовался с Вами на днях, уже передан заместителю министра иностранных дел Тинде [Сутэми]. Но поскольку я еще не получил от него никакого ответа, я постараюсь ускорить этот процесс и сразу же Вас проинформирую.
В ответ на Ваше письмо, искренне Ваш
Кацура Таро».
Гнев народа был направлен и против Окои, любовницы Кацуры, и ей приходило много писем с угрозами со всей Японии. Утром 4 сентября Окои принесла все эти письма в официальную резиденцию Кацуры. Тот с улыбкой показал ей на кучи писем, лежавшие в комнате. Ни одно из них не было распечатано.
4 сентября, когда Кацуре сказали, что даже рикши отказывались везти гостей в направлении Энокизака (где находилась резиденция Окои), он провел несколько серьезных телефонных переговоров с такими лидерами националистов, как Тояма Мицуру и Сугияма Сигэмару. Однако содержание этих бесед неизвестно.
Сугияма Сигэмару был членом Гэниося. Также он близко знал Кацуру, Кодаму и Гото и поэтому служил посредником между Гэниося и лидерами правительства. Достаточно интересно, что во время бунта Сугияма сражался с мятежниками с мечом в руках у ворот официальной резиденции Кацуры.
О деятельности Тоямы во время войны известно мало. Как мы увидим дальше, Тояма лично не участвовал на митинге в парке Хибия. Можно лишь догадываться, был ли звонок Кацуры напрямую связан с этим митингом. Однако действия обоих этих лидеров до какой-то степени показывают степень близости, существовавшей между правительственными чиновниками и националистическими группами по неформальным каналам.
Раскол политической системы страны привел к отдалению народа от правительства. В результате это использовали политические деятели и шовинистическая пресса. Особой заботой Кацуры было добиться того, чтобы народ начал разделять государственные и личные интересы. Он боялся, что простой народ начнет осознавать, чего ему стоила эта война, которая привела к столь бедственному социальному и экономическому положению. Он хотел ограничить вопрос рамками политики, то есть оставить его в компетенции одной лишь правящей элиты. Кацура был явно уверен в успехе задуманного.
