Командир танкового полка майор Смирнов и комиссар полка старший политрук Усенко, представляя Лапшенкова к награждению орденом Красной Звезды, так написали о нем: «Метким огнем тов. Лапшенков уничтожил три наблюдательных пункта противника, три крупнокалиберных пулеметных гнезда и два противотанковых орудия, проявляя себя мужественно и воодушевляя своими поступками товарищей в бою» (ЦАМО РФ. Ф. 378. Оп. 11015. Д. 16. Л. 34, 35).
Младшему сержанту Виктору Ивановичу Лапшенкову шел двадцать первый год. Жил он в городе Ашхабаде, в Красную Армию призван Ашхабадским горвоенкоматом в 1939 году. Если бы не война, в сорок первом вернулся бы домой, занялся каким-либо мирным делом. Но Родина оказалась в опасности, и он, как все его сверстники, встал на ее защиту.
И все же наступать пехоте было нелегко. Стрелковые подразделения несли потери убитыми и ранеными, атаки захлебывались, те, кто был еще жив и невредим, прижимались к земле, ища хоть какое-нибудь укрытие. А командование требовало продвигаться вперед.
С наблюдательного пункта 315-го стрелкового полка, наступавшего на левом фланге 19-й дивизии, хорошо было видно, как поредевшие подразделения продолжали упорно сражаться. Попытки противника расширить свое влияние в сторону флангов полка пока еще отражались огнем малочисленных взводов и рот. Но назревала необходимость атакой резервного батальона отбросить противника в исходное положение и восстановить утраченную линию обороны.
На наблюдательном пункте полка в это время находился председатель военного трибунала дивизии Марков. Долго не раздумывая, он вызвался повести в бой резервный батальон, заменив раненого командира. В прошлом командир периода Гражданской войны, награжденный орденом Красного Знамени, как нельзя лучше справился с поставленной задачей. За этот мужественный, решительный поступок комдив Котельников и комиссар Дружинин представили Маркова к второму ордену Красного Знамени.
На южном участке дуги, где действовали 120-я, 105-я и 106-я дивизии, тоже весь день шел жестокий бой. Наибольший успех был достигнут 106-й мотострелковой дивизией. К 19 часам она овладела деревнями Мальцево и Малая Липня.
Командарм Ракутин с утра весь жаркий июльский день был на передовой. Со своей штабной группой из пяти человек он появлялся на КП то одной, то другой дивизии, поторапливал, подбадривал, требовал. Он принимал все возможные меры, чтобы отбросить противника с занятых им рубежей и окружить его в Ельне. Но задача оказалась неразрешимой. И это огорчало командарма. Ему очень нужна была победа.
Причиной тому послужила вчерашняя загадочная весть о назначении Жукова командующим фронтом, о порученном ему контрударе. Генерал-лейтенант Богданов, сообщивший Ракутину эту новость, по-дружески, как пограничник пограничнику, посоветовал ему нанести решительный удар по врагу и преподнести новому командующему фронтом достойный подарок — освобожденную Ельню. Вот почему и боевой приказ на 31 июля был отпечатан на красной ленте, и в самом штабе армии повеяло свежим ветром, и у командарма появился новый прилив энергии.
Как и ожидалось, Жуков прибыл в штаб 24-й армии вечером, когда уже затихали бои на выступе, а штабы дивизий передавали в штаб армии вечерние оперсводки. Он был деловит, энергичен, строг. Осмотрев расположение штаба и сделав несколько замечаний по поводу недостаточной маскировки, Жуков попросил Ракутина собрать командующих родами войск и ответственных штабных командиров.
— Ставка приняла решение организовать на западном направлении контрудар с целью ликвидации ельнинского выступа, — сообщил новый командующий фронтом собравшимся. — Нельзя допустить, чтобы гитлеровцы использовали этот плацдарм для наступления на Москву. К осуществлению контрудара привлекаются войска вашей Двадцать четвертой армии.
В просторной горнице, превращенной в кабинет командарма, стояла настороженная тишина. Жуков обвел взглядом присутствующих и обратился к Ракутину:
— Доложите обстановку.
Генерал Ракутин, несколько волнуясь, построил свой доклад по отработанному плану: охарактеризовал противника, изложил задачи опергруппы и включенных в нее дивизий, доложил результаты боевых действий по состоянию на восемнадцать часов. Жуков слушал внимательно, не пропускал ни одного слова, не перебивал.
«Доклад его об обстановке и расположении войск армии произвел на меня хорошее впечатление, — написал Георгий Константинович в “Воспоминаниях” о Ракутине, — но чувствовалось, что оперативно-тактическая подготовка у него была явно недостаточной. К.И. Ракутину был присущ тот же недостаток, что и многим офицерам и генералам, работавшим ранее в пограничных войсках наркома внутренних дел, которым почти не приходилось совершенствоваться в вопросах оперативного искусства».
Когда Ракутин закончил свой доклад, Жуков спросил:
— Так что же вам мешает уничтожить противника на ельнинском плацдарме?
— Наши войска в двухнедельных боях понесли большие потери, у привлеченных дивизий явно недостаточно сил, чтобы окончательно разгромить противника, — отвечал Ракутин.
— А что скажет начальник штаба? — не вступая в дискуссию с Ракутиным, спросил Жуков. Генерал-майор Глинский встал и начал излагать свои соображения. Его доклад, судя по дальнейшему развитию событий, Жукову совсем не понравился, хотя генерал Глинский в погранвойсках не служил. Являясь начальником штаба Сибирского военного округа, он участвовал в организации крупных учений войск, в разработке планов их боевой подготовки, изучал все директивы Генштаба…
Затем новый командующий фронтом предложил высказать свои соображения командующему артиллерией армии, начальнику тыла, начальникам разведки и оперативного отдела, начальнику связи… Их он тоже слушал внимательно, иногда задавал вопросы.
Совещание в Семлеве мало чем было похоже на совет в Филях, хотя здесь и там шла речь о судьбе Москвы. Не графы и дворяне думали, как отстоять ее, любимую, белокаменную, а сыновья рабочих и крестьян. Новый командующий фронтом генерал Жуков, как и Ракутин, и Котельников, и многие другие, происходил из крестьянской семьи. Его родина — деревня Стрелковщина, за Малоярославцем, известным, как и Семлево, по Отечественной войне 1812 года. В том только и разница, что Котельников на четыре года старше Жукова, а Жуков на шесть лет старше Ракутина. Но самому старшему по возрасту Котельникову Родина доверила командовать дивизией, самому младшему Ракутину — армией, а средний по годам Жуков взлетел выше всех — больше года руководил Генеральным штабом Рабоче-Крестьянской Красной Армии, теперь вот возглавил прикрывающий столицу Резервный фронт, по поручению самого товарища Сталина должен организовать контрудар под Ельней. Дело, конечно, не в возрасте, а в заслугах, в полководческом таланте. Заслуги же у Жукова большие. Он на Халхин-Голе прекрасно проявил себя, за что удостоен звания Героя Советского Союза. Не прислушаться к его мнению, не разделить его точку зрения, усомниться в его четких и ясных, требовательных установках никто из присутствующих не имел даже малейшего основания.
А он не игнорировал их мнений, но из каждого трудного положения сразу же подсказывал выход. Войска устали? Дать им завтра отдых, пусть готовятся к решительному удару, чтобы в течение двух следующих дней освободить Ельню. Авиация противника бомбит наши тылы? Улучшить маскировку передового рубежа и тыловых подразделений, вести огонь по фашистским самолетам из всех видов оружия. Красноармейцы таким образом уже сбили несколько своих самолетов? Что, они не могут отличить свой самолет от чужого? Безобразие! У вас совершенно бездействует служба ВНОС! Наладить воздушное наблюдение, оповещение, сигнализацию, разработать таблицу условных сигналов «Я — свой!».
