Тем не менее, невзирая на сказанное, принять даты Й. фон Хам-мера действительно невозможно, поскольку они противоречат имеющимся документальным свидетельствам о крейсировании турецкого флота и Карахарманском сражении. Упомянутый тюркологом праздник фигурирует, как мы видели, и в английских посольских известиях от 30 июля, согласно которым «в день байрама» Шакшаки-паша высадился у Днепра. Сама дата известий свидетельствует, что здесь имелся в виду вовсе не Курбан-байрам, как полагает Й. фон Хаммер, а Ураза-байрам, отмечавшийся в том году, по нашему пересчету, 27 июня. В результате вся «осенняя» хронология тюрколога оказывается несостоятельной, что подтверждает, как увидим далее, и возвращение в Стамбул турецкого флота, завершившего кампанию на Черном море, перед 24 сентября.
Для «соглашения противоречий, впредь до нахождения каких-либо новых источников» А. Л. Бертье-Делагард предлагает считать, что Карахарманское сражение произошло не в 1625, а в 1624 г. Доказательства историка сводятся к следующим обстоятельствам.
Во-первых, Й. фон Хаммер, датировав сражение 1625 г., далее говорит, что «на следующий год», т.е., получается, в 1626 г., была жестокая чума, Египет прислал только половину дани, назначались общественные молитвы об избавлении от эпидемии и об успехе в осаде Багдада. Но все это, по донесениям Т. Роу и венецианским реляциям, происходило не в 1626-м, а в 1625 г., «и, следовательно, сражение было в 1624 г.».
Во-вторых, согласно Эвлии Челеби, в 1625 г. капудан-пашой был уже Хасан-паша, а не Реджеб-паша, «значит, и по этому показанию сражение было в 1624 году».
В-третьих, Э. Дортелли, «достаточно точный в своих хронологических показаниях», в 1634 г. писал, что сражение состоялось «10-тъ лет тому назад», т.е., выходит, в 1624 г. «Конечно, он мог обмолвиться или ошибиться, но видимости все в его пользу, и не только вышеуказанные недоразумения турецких источников, но и самые козачьи дела на Украине в особенности».
В-четвертых, «1625 год был вовсе не таков, чтобы там (на Украине. — В.К.) в то время нашлось около 15 000 лучших, храбрейших, свободных Козаков, готовых и могших идти позднею осенью искать добычи и славы в отважном заморском походе. С июля 1625 года тридцатитысячное польское войско тронулось на Украину для усмирения и наказания Козаков. Частью в переговорах, а частью в мелких стычках прошло все лето; сам гетман козачий Жмайло был все время в Запорогах, а в октябре стоял перед польскими войсками с самыми видными козачьими полковниками (Дорошенко, Олифер), когда козаки были разбиты у Курюкова озера. Едва ли в такой год впору было думать о морских походах, из-за которых по преимуществу шла польская гроза…»
«Вероятность такого соображения, — пишет А.Л. Бертье-Делагард, — подтверждается документально, как мне кажется: посланный киевским митрополитом луцкий епископ говорил в Москве в начале февраля 1625 года, что весною запорожцы собираются идти морем на турок, а воевода из Путивля доносил, что на Запорожье собралось было до 30 000 Козаков около какого-то темного проходимца, будто бы турецкого царька Александра Ахии (Ягья, будто бы брат падишаха Ахмета), но, узнав, что гетман Конецпольский с польским войском идет к Киеву, разошлось, чтобы собираться по городам для сопротивления полякам, а 1-го сентября оттуда уехал и Ахия, объявившийся потом через Киев в том же Путивле. Кажется, отсюда ясно, что в 1625 году никакого козачьего похода в море с Днепра не предпринималось именно вследствие нашествия поляков на Украину».
Наконец, в-пятых: «За такое объяснение, а не против него говорит и рассказ козачьего полковника Алексея Шафрана, который ходил с донскими и запорожскими козаками, будучи их старшиной, к Трапезунту в этом самом 1625 году. Г. Эварницкий видит в его словах как бы указание на тот же поход, который закончился нашим боем; но поход Шафрана, без сомнения, был совсем иной, маленький, вышедший вовсе не с Днепра, как наш, а с Дона… и, конечно, это не была та армада, о которой мы говорим, иначе тот же Шафран не преминул бы на то указать, на ее поражение в особенности, да и никак не мог бы Шафран, если он спасся после боя, успеть до конца того же года проделать все свои похождения от устьев Дуная на Дон, к Киеву и, наконец… к Москве… если бы он участвовал в самом конце октября или начале ноября в нашем бое…»
Посчитав, таким образом, что поход и сражение состоялись в 1624 г., А.Л. Бертье-Делагард попытался «встроить» их в события указанного года, связав с первым и вторым набегами на Босфор, с походом капудан-паши для смены крымского хана и т.д. Это фантастическое построение мы рассматривать не будем
[372]. Что же касается «доказательств» в пользу 1624 г., казавшихся А.Л. Бертье-Делагарду весомыми, то на самом деле они ничего не доказывают.
Ю.П. Тушин уже раскритиковал одно из этих «доказательств», относящееся к обстановке на Украине в 1625 г., заметив, что «вступление на ее территорию коронного войска во главе со Станиславом Конецпольским относится лишь к сентябрю», тогда как Карахарманское сражение произошло гораздо раньше, и что это «выступление Конецпольского с коронным войском и посполитым рушением украинских воевод как раз и было обусловлено тем, что большая часть казаков находилась в море».
Обратим внимание на следующее обстоятельство: кажется, доказав, что сражение не могло быть осенью, А.Л. Бертье-Делагард далее ломится в открытую дверь, рассказывая о тяжелой обстановке на Украине в конце лета и осенью 1625 г., об отъезде Яхьи из Сечи 1 сентября и о том, что А. Шафран не мог участвовать в сражении в конце октября или начале ноября.
Касаясь других «доказательств», скажем, что Й. фон Хаммер ошибся с датировкой чумной эпидемии, что Эвлия Челеби, судя по иным сообщениям, ошибся с капудан-пашой 1625 г., что Э. Дортелли отсчитывал от 1634 г. 10 лет не с буквальной точностью и что набег А. Шафрана, как сказано выше, не имеет отношения к рассматриваемому времени и датируется 1626 г.
Забавно видеть, как автор, считающий, что все казачьи экспедиции были стремительными налетами, и обнаруживший у Й. фон Хаммера с его хронологией двухмесячный период удивительного бездействия казаков, ничего не разграбивших и неизвестно чем питавшихся, при перенесении событий из 1625 в 1624 г. и у себя самого замечает хронологическую лакуну и «прячет» огромную казачью флотилию на довольно продолжительный срок в плавни Дуная.
Казаки-де, «возвращаясь из пролива Царьградского со славой и большой добычей… (в 1624 г. — В.К.) конечно, уже знали, что турецкий флот стережет их у Очакова, а потому и зашли на время скрыться в дунайских плавнях и камышах — [в] места, столь им знакомые и любезные. Отсюда они следили за флотом, здесь же, вероятно, были усилены отдельными партиями, в особенности тех Козаков, которые были в Крыму (в борьбе на стороне хана, которого пытался сместить капудан-паша. — В.К.). Выжидая в плавнях, козаки опозднились значительно, быть может, до половины августа, но, сберегая добычу и себя самих, сидели смирно, никому не показываясь на глаза, в самых глухих протоках Дуная, пока, наконец, не приметили эскадру, возвращавшуюся мимо них…» В результате будто бы и произошло Карахарманское сражение.
