Вообще рассуждения А.Л. Бертье-Делагарда являются примером грубой ошибки историка, основанной на нехватке источников, которая, в свою очередь, провоцирует некоторую излишнюю «вольность» в построениях. Эти соображения в дальнейшем должны представлять чисто историографический интерес (и, быть может, еще методологический, но «со знаком минус»), поскольку материалы английского и французского посольств в Стамбуле ясно, четко и недвусмысленно говорят, что сражение состоялось в 1625 г.
[373].
Теперь укажем датировки Карахарманского сражения у тех историков, помимо Й. фон Хаммера, которые не сомневаются в упомянутом годе.
М.С. Грушевский относит битву к последним дням июня или началу июля нового стиля. «Дата, — пишет автор, — определяется тем, что об этой битве читаем в депеше (Ф. де Сези. — В.К.) от 13 июля как о событии последних дней». Но французский посол говорит здесь вовсе не о Карахарманском сражении и, как мы уже указывали, не о «нашей» флотилии. Ю.П. Тушин полагает, что сражение произошло около месяца спустя после штурма Трабзона. Если донская и запорожская флотилии разошлись у этого порта 25 мая, то, следовательно, речь идет приблизительно о 25 июня (5 июля). Иными словами, Ю.П. Тушин следует за ошибочной датировкой М.С. Грушевского.
В.М. Пудавов относит сражение к осени, так как совершенно путает рассматриваемый поход с уже упоминавшейся отдельной осенней экспедицией запорожцев, которых исчисляли в 10 тыс. человек на 300 чайках, и донцов, которых было 1300 человек на 27 стругах. У Н.А. Смирнова, ссылающегося на Й. фон Хаммера, сражение произошло вскоре после того, как капудан-паша в сентябре прибыл к устью Днепра. И.В. Цинкайзен думает, что битва состоялась в июле, и за ним следуют С. Рудницкий и М.А. Алекберли, не уточняющие, однако, стиль летосчисления и, ествественно, не указывающие чисел месяца.
Между тем, на наш взгляд, дата сражения поддается точному определению. Ф. де Сези сообщает о битве с запозданием, уже по возвращении турецкого флота в Стамбул, в письме от 5 октября (25 сентября) 1625 г., но о сражении рассказано в известиях английского посольства от 30 июля (9 августа) того же года. Следовательно, битва при Карахармане произошла перед 30 июля и, видимо, незадолго до этого числа, учитывая обычную оперативность информации Т. Роу.
Совершенно точно дату сражения называет Р. Левакович — 6 августа 1625 г., и поскольку она дана по григорианскому календарю, это, соответственно, будет 27 июля старого стиля. Полагаем, что названную дату можно принять за действительную на основании следующих соображений.
Во-первых, она не только не противоречит, но и согласуется с информацией известий посольства Т. Роу от 30 июля.
Во-вторых, она в принципе соответствует информации Мустафы Наймы. Турецкий хронист говорит, что капудан-паша поджидал в устье Днепра возвращения казаков, ушедших к Трабзону, полтора месяца. Если к 12 июня, когда Т. Роу сообщал об отданном флоту приказе выйти в Черное море, прибавить полтора месяца, то получится приблизительно 27 июля, как раз дата сражения по Р. Леваковичу.
В-третьих, у Й. фон Хаммера в связи с тем, что он посчитал Ураза-байрам за Курбан-байрам, события сдвинуты по времени примерно на три месяца. Если, согласно хаммеровскому тексту, сражение произошло около начала ноября, то, отняв от этой даты три месяца, мы снова получаем приблизительно 27 июля (6 августа).
Посмотрим теперь, где случилось сражение, и начнем с информации группы источников, связанной с деятельностью «царевича» Яхьи.
«Капитан» Иван утверждал, что казаки встретились с турецким флотом, «направляясь (по контексту — из Синопа. — В.К.) на осаду Константинополя», т.е. где-то между Синопом и входом в Босфор. В письме Л. Фаброни 1646 г. сказано несколько неопределенно, но в том же смысле: Яхья из Синопа «отправился на Константинополь, где сразился с флотом» турок.
У Р. Леваковича находим больше подробностей. Претендент с авангардом флотилии направился к месту, отстоящему на 25 миль от Босфора, и там стал ждать остальную часть флотилии. Когда Яхья, «казачий генерал» и авангард «шли вдоль берега, поджидая свой флот», со стороны Мидье показались корабли османской эскадры («вот со стороны порта Мидии ясно выделяются турецкие галеры»). Указание на появление неприятельских кораблей со стороны Мидье, а не со стороны Босфора, несколько странно, но, очевидно, возникло потому, что перед тем было сказано о турецком флоте, стоявшем в Мидье.
Впрочем, контекст В. Катуальди, следовавшего за Р. Леваковичем, можно понять и так, что дело происходило совсем рядом с Мидье (галеры «вышли из мидийского порта. Снявшись с якоря… пошли… прямо на ладьи отряда Яхьи»), однако этого не должно было быть, поскольку Мидье расположено уже за Босфором, а сражение трактуется в качестве причины, помешавшей казакам зайти в пролив. Остается предположить недостаточное знакомство автора с географией района. Неизвестно, какие именно мили имел в виду Р. Левакович, но если морские, то 25 миль от Босфора — это 46,3 км, и дело, стало быть, происходило восточнее Шиле.
Информация «прояхьяевских» источников выглядит недостоверной, так как резко противоречит английскому и турецким источникам, единогласно утверждающим, что сражение состоялось у берегов Румелии, т.е. уже после того, как казачья флотилия прошла мимо босфорского устья. Получается, что казаки не захотели не только штурмовать Стамбул, но даже и зайти в пролив.
Почему они этого не сделали, что произошло между ними и Яхьей, неизвестно. Здесь могут быть высказаны лишь предположения. Возможно, сыграло роль ослабление казачьих сил в результате ссоры с донцами. На казаков могло повлиять отсутствие поддержки Яхьи со стороны малоазийского христианского населения. «Недовольные правительством (османские подданные. — В.К.), — говорится у В. Миньо, —…с радостью внемлют (разглашениям о праве «царевича» на престол. — В.К.); ни один, однако же, подкреплять Якаию (Яхью. — В.К.) не отваживается…»
[374] Нельзя исключить и появление среди местных христиан негативного отношения к самозванцу, вызванного разгромом не чужого для Яхьи Трабзона. Возможно, среди казачьего командования усугубились разногласия по поводу атаки турецкой столицы. Но факт остается фактом: флотилия миновала Босфор и пошла на север. У авторов, рассказывавших о претенденте и расписывавших его «огромное» влияние на казаков, получился своеобразный конфуз. Вследствие этого возникает вопрос: не в попытке ли скрыть «казачий провал» Яхьи и отсюда — его стамбульских планов появилось утверждение, что сражение состоялось не доходя до Босфора и что отказ зайти в пролив явился следствием этого сражения?
