Несомненно, казачье командование в ходе набегов предусматривало возможность разных осложнений и способы взаимодействия и взаимовыручки отдельных отрядов, о чем ясно говорит участие во втором набеге на Босфор 1624 г. своеобразной «резервной», «засадной» флотилии.
Совершив морской переход, казачьи суда, замечает В.Д. Сухорукое, «пристают к берегу для нападения на город или селение. Вы подумаете, что там уже проведали о казаках и приготовились к обороне: нет, удальцы останавливаются в местах самых скрытых и почти неприступных
[289] и, вышед из судов, бегут опрометью до назначенного места, застают неприятеля в беспечности и побеждают его». Обычная тактика нападений донцов, подтверждает С.З. Щелкунов, «заключалась в том, что в сумерки казаки приставали в пустынном месте недалеко от намеченного города и, высадившись, "бежали наспех пеши", чтобы ночью ударить на город "безвестно"». Тот же автор говорит, что когда в походе 1646 г. они оказались в виду крымских берегов до сумерек, то, чтобы не быть замеченными раньше времени, донским судам пришлось стать вдали в море на якоря и дожидаться ночи.
В Босфорском проливе долго стоять на якоре было нельзя из-за опасности неминуемого обнаружения, и поэтому приходилось точно рассчитывать время захода в пролив и продвижения по нему. Но и там казаки стремились появиться у селения внезапно, может быть, иной раз из-за характера берегов подходили «в лоб», прямо к пристани, а может быть, приставали на своих мелкосидевших чайках и стругах в каком-либо укромном месте и появлялись с неожиданной стороны, казавшейся неудобной для нападения. Во всяком случае, в других районах, в частности в Крыму, казаки перед налетом успешно преодолевали горные кручи и лесные массивы. В. Мясковский утверждал, что запорожцы, часто нападая на Провадию, даже спускались в город «на веревках со скалы».
По свидетельству Эвлии Челеби, «неверные» атаковали побережье Черного моря по ночам, Синоп взяли в результате внезапного налета ночью, в Балчик, как увидим далее, ворвались сразу после полуночи. Согласно Э. Дортелли, Мангуп подвергся запорожскому нападению на рассвете. Эта обычная практика казаков нашла отражение в донской поговорке «месяц — казачье солнышко»
[290]. Поэтому неудивительно, что и для разгрома босфорских селений нападавшие также использовали темное и пограничное время суток, хотя ночной вход в пролив представлял большие, но преодолевавшиеся казаками трудности
[291]. В частности, в первом набеге на Босфор 1624 г. казаки вошли в пролив на рассвете.
Сонные жители и даже солдаты, внезапно разбуженные и растерянные, оказывались в крайне невыгодном положении перед лицом организованного неприятеля, хорошо продумавшего атаку. Приведем здесь мнение М.А. Алекберли относительно «особенностей поведения турок в ночное время», даже в походе. «После вечерней молитвы — пятого намаза, очень плотно поевши, они, — говорит этот историк об османских воинах, — ложились спать, как в обычное время. В Турции… издавна принято днем довольствоваться легкой пищей, а вечером есть тяжелые блюда. После вечерней еды мусульмане погружались в крепкий сон. Эта привычка из поколения в поколение превратилась в традицию». И, видимо, бывало так, что сонный турецкий караул вырезался раньше, чем успевал схватиться за оружие.
В десанте и атаке населенного пункта участвовало абсолютное большинство казаков, поскольку на судах оставлялась лишь небольшая охрана. Г. де Боплан сообщал, что казаки, достигнув Анатолии, «высаживаются с ружьями в руках на землю, оставляя при каждой лодке в качестве стражи по два взрослых и по два мальчика», после чего «нападают врасплох». Мы увидим, что Эвлия Челеби дает другую информацию о взятии Балчика, когда на казачьих судах оставалось по 5—10 человек. Согласно И.Ф. Абелину, в 1620 г. при высадке в Азии из приблизительно 4,5 тыс. казаков на судах осталось 500 человек, т.е. девятая часть
[292].
По-видимому, численность охраны варьировалась в зависимости от конкретной ситуации и возможных опасений относительно действий неприятеля, но всегда была допустимо минимальной. Именно поэтому в 1629 г. янычары с подошедшей эскадры захватят у берега близ Сизеболы шесть казачьих судов, которые будут почти пустыми в связи с нахождением казаков на суше. Мы рассказывали, что в 1621 г. турецкая флотилия не осмелилась напасть на 16 лодок, хотя половина их казаков еще находилась на берегу, — без сомнения, дело было уже во время завершения казачьей операции, когда участники налета возвращались на свои суда.
Казаки атаковали селения, применяясь к конкретным условиям, не допуская шаблона, всегда неукротимо и яростно, и остановить этот порыв было почти невозможно
[293]. По характеристике В.Д. Сухорукова, донцы, привязанные друг к другу «союзом братской любви», гнушавшиеся «воровством у своего брата», проводившие «каждый день в битве и страхе» и оттого приобретшие «силу нечеловеческую», развившие «какую-то дикую гордость души» и закалившие сердца, считавшие «первейшими добродетелями целомудрие, храбрость и мужественное презрение опасностей», в то же время были людьми «жестокими в набегах на земли неприятельские» и «страстными к добычам». «Самый образ жизни казаков долженствовал соделать их каменными, ужасом для современников…»
Эту характеристику почти повторяет и даже усиливает Д.И. Эварницкий применительно к запорожцам, которые, по мнению историка, являлись «добрыми друзьями, верными товарищами, истинными братьями в отношениях друг к другу, мирными соседями к своим соратникам по ремеслу» и одновременно «жестокими, дикими и беспощадными в отношении своих врагов», «хищными, кровожадными, невоздержными на руку, попирающими всякие права чужой собственности на земле… презренного бусурмена».
