Напрасно А. Кузьмин считает, что «запорожцы, обезумевшие от крови и выпитого тут же на пожарище вина, врывались во все дома»: дело не только в строгом казачьем запрете употреблять спиртные напитки в походе, но и в бессмысленности попыток грабить жилища бедняков. Напротив, и на берегах Турции в известной мере сохранялась своеобразная «социальная направленность», присущая походам казаков во время «внутренних» антифеодальных движений: грабежу подвергались дома феодалов и других богатых жителей. Как замечал в 1628 г. Ш. Старовольский, «даже в самой близости от Константинополя» казаки «взяли за обычай жечь или грабить поместья». Другое дело, что и бедные хижины страдали от пожаров, что могли уничтожаться независимо от принадлежности гумна, стога сена и т.п., как это происходило в Северном Причерноморье.
О разгроме казаками именно богатых домов говорит и сам характер «погромной рухляди». В «Поэтической» повести об Азове казаки напоминают туркам, что у них, «сабак», за морем берут «злата и сребра, и платья цветнова, и жемчюга белова, и каменя драгова… всякие диковины». Запорожцы, писал Г. де Боплан, «привозят богатую добычу, как например: испанские реалы, арабские секины (цехины. — В.К.), ковры, золотую парчу, бумажные и шелковые материи и другие ценные товары»
[296].
Что касается монет, то казаки могли захватывать обращавшиеся в Турции в период босфорских походов золотые алтуны, крупные серебряные онлыки, мелкие серебряные акче и пары, а также ходившие в империи западноевропейские монеты: золотые дукаты, преимущественно венецианские, и крупные серебряные монеты; иногда на Запорожье и Дон могли попадать турецкие квадратные серебряные харрубы и крупные серебряные монеты восточных имперских провинций
[297]. В руки казаков попадали золото, серебро и драгоценные камни в виде браслетов., перстней, колец, ожерелий, брошей и цепочек, драгоценные металлы в слитках и камни отдельно, дорогие ковры, одежда, посуда, оружие, «всякие узорчатые вещи» и т.п. Вывозились и небольшие пушки; разумеется, захватывалось продовольствие для текущих нужд
[298].
Особенно значительными были трофеи во дворцах и виллах. К сожалению, мы не можем привести конкретные примеры по Босфору, но сохранились сведения об аналогичном разгроме казаками дворца персидского шаха в Фаррахабаде, которые помогают представить богатства и босфорских султанских дворцов. По словам Ж. Шардена, в шахском дворце «хранилась сокровищница фарфора, китайских ваз, чаш из сердолика, агата, коралла, янтаря, посуды из горного хрусталя и других бесчисленных редкостей, которые эти варвары сломали или похитили. Они разрушили и находившийся в этом здании… большой бассейн, выложенный золотыми пластинами».
Внешний вид казаков С. Разина, вернувшихся из персидского похода в Астрахань, описал голландский парусный мастер Ян Янсен Стрёйс. Наверное, похожую картину можно было видеть и по возвращении донцов из успешного набега на Босфор и разделе добычи. Согласно наблюдениям голландца, «простые казаки были одеты, как короли, в шелк, бархат и другие одежды, затканные золотом. Некоторые носили на шапках короны из жемчуга и драгоценных камней… Они продавали фунт шелку за три стейвера (голландская мелкая разменная монета. — В.К.)… Я купил у казака большую цепь длиной в 1 клафт (1,75 м. — В.К.), состоящую из звеньев, как браслет, и между каждой долей было вплавлено пять драгоценных камней. За эту цепь я отдал не более 40 рублей, или 70 гульденов». Когда С. Разин «проходил по улицам Астрахани и видел следовавшую за ним большую толпу, то разбрасывал дукаты и другие золотые монеты».
Павел Алеппский свидетельствовал, что в 1656 г., после набега на Малую Азию, донцы продавали в Москве захваченную добычу — «одежды, вещи, серебро, золото и османие» (турецкие монеты) — «не по цене их, а на фунты». Так что Т.Г. Шевченко, может быть, и не очень преувеличивал, когда в стихотворении «Гамалия» писал о стамбульском набеге, что шапки казаков были «до верху… полны» золотыми и что золото попросту ссыпали в челны.
Любопытна сохранившаяся опись имущества станицы, которая была задержана в 1630 г. в Москве и которую возглавлял известный донской атаман Наум Васильев (Шелудяк), участвовавший во многих морских походах, в том числе, несомненно, к Анатолии и на Босфор. В походном сундуке у атамана находились «ожерелье муское (мужское. — В.К.) жемчюжное», «серьги золотые з жемчюги… золотников с пять (21,3 г. — В.К.) жемчюгу», «перстни золоти со вставками (камнями. — В.К.)», «ковш серебрен», «чарка винная серебрена», «калитка (сумка. — В.К.) серебрена», «яблоко серебреное» (шар), дорогая шелковая одежда, атласная и камчатная, в частности, атласная чуга (кафтан) с серебряными пуговицами, атласный кафтан с частыми серебряными нашивками, шуба на куньем меху, три шелковые фаты, куски бархата и атласа, «боболев хвост», два горностайных «лоскута», «часы путные» и др.
Среди имущества членов станицы были вещи турецкого происхождения: попоны, зипун, сковорода, котлы, полазы (ковры), полотенце, кушак и кафтан с золотыми пуговицами, крымская и персидская сабли, венгерские ножи, волошские попоны, а также огнестрельное оружие, шахматы, зерновые кости и пр. Значительная, если не подавляющая часть этой «рухляди», без сомнения, была добыта в походах
[299].
Разгром казаками неприятельских поселений обыкновенно осуществлялся быстро, в короткий срок, исходя из необходимости безопасного отхода. Н.-Л. Писсо писал, что «грабят и разоряют они с присущей им поспешностью не столько из-за наживы, которую они получают, сколько из-за безопасности отступления, которую они себе обеспечивают: это быстрота грома, предупреждаемого вспышками молнии, которые, когда затихнут, дают картину полного разгрома». В самом деле, налет на босфорские селения в первом походе 1624 г. продолжался всего лишь несколько часов.
