Конфликты в деревенской среде становились все более многомерными. В Сибири в Степном крае они развивались по линии казаки — киргизы (казахи), на юге Енисейской губернии враждовали между собой крестьяне, казаки, хакасы, в Забайкалье — переселенцы и буряты. Разворачивалось противостояние переселенцев со старожилами, земледельцев со скотоводами, арендаторов с арендодателями, фронтовиков с неслужившими односельчанами
.
Для массы крестьян синонимом справедливости становилось возмездие. Сельский мир имел давнюю традицию самосудов над ворами. Крестьяне расправлялись с ворами, дезертирами, нерадивыми пастухами. «Недавно в одной из окрестных деревень был самосуд над молодым вором, попавшемся на воровстве не один раз, — писал 8 октября в дневнике А.Н. Куропаткин, бывший землевладельцем Псковской губернии. — Его расстреляли, и первым выстрелил в него родной брат». Известны и другие случаи расправ, когда крестьяне сжигали, закапывали в землю живьем преступников
. Разумеется, это крайности, но в целом развитие событий шло именно в этом направлении. На их фоне зверские убийства помещиков солдатами на глазах у всей деревни в декабре 1917 г. смотрелись обычным делом
.
Оборотной стороной аграрного движения становилась угроза голода в городах. Даже в Москве и Московской губернии, куда продовольствие поставлялось более регулярно, чем в другие города центра Европейской России, в середине октября не осталось хлебных запасов. Некоторые города (Коломна, Звенигород, Воскресенск, Можайск и др.) переживали настоящий голод. По некоторым данным, накануне большевистского переворота примерно 20 губерний Европейской России из 43 были охвачены голодом
. Голод наступил в Дагестане, в Туркестане «мусульманское население было доведено голодом до отчаяния»
.
Не удивительно, что на местах власть оказывалась бессильна перед бунтующим охлосом. Так, в Астрахани во второй половине сентября толпа едва не растерзала губернского комиссара, который вскоре подал в отставку и сдал власть начальнику гарнизона. Фактически это означало переход власти к местному Совету. Нечто подобное произошло несколько ранее в Ташкенте
.
В начале октября в Калуге вооруженные члены местного Совета выпустили из тюрьмы анархистов. Под влиянием их пропаганды солдаты местного гарнизона фактически поставили у власти местный Совет, который пришлось «свергать» вооруженным путем
. В целом ряде местностей ситуация была на грани переворота. Ее определяли два фактора: угроза голода и недовольство солдатских масс.
К концу октября численность действующей армии значительно сократилась. Если на 1 марта 1917 г. в действующей армии (по официальным данным) налицо было 7185,4 тыс. офицеров, чиновников и солдат, то к 25 октября их число снизилось до 5412,8 тыс. В тыл, главным образом в деревню, так или иначе переместилось около 1,5 млн. человек. К этому времени интендантству приходилось кормить еще около 6 млн. человек, обосновавшихся в тыловых учреждениях
. Создались условия, когда поредевшая армия отказывалась воевать на фронте, зато солдатские массы угрожали при случае поднять антивоенный бунт в тылу, особенно в деревне. В Тамбовской губернии пьяные погромы продолжались и в октябре 1918 г. Современники описывали «разливанное море спирта», в котором «товарищи… сгорают и топятся по пятнадцати человек сразу». Здесь были разгромлены все усадьбы, был сожжен дворец в имении Муромцевых, уничтожена школа Иванкевича
.
Казалось, что русский человек в порыве отчаяния вкладывал в погромные действия те же качества — прежде всего, упорство и непреклонность, которые он еще совсем недавно демонстрировал на фронте.
6. Ситуация на окраинах
(В.П. Булдаков, С.М. Исхаков)
Межэтническая ситуация также обострялась из-за солдатских масс. Характерен в этом отношении состоявшийся в Киеве 5–11 июня 2-й Всеукраинский войсковой съезд. Раздраженные попыткой Керенского сорвать его, делегаты настаивали на явочном осуществлении автономии Украины, как способе спасения края от «анархии». Центральной Раде предлагалось прекратить всякие сношения с Временным правительством и созвать территориальное собрание для согласования с этническими меньшинствами статуса автономии края
. Не удивительно, что 10 июня был оглашен I Универсал (манифест) Центральной Рады, который, провозглашая автономию, подчеркивал готовность сотрудничать с общероссийской властью, а 15 июня был создан Генеральный секретариат Центральной Рады, вызвавший переполох в петроградских верхах
.
Радикализм действий Центральной Рады не должен обманывать: после этих событий с ее стороны последовали уверения, что она все усилия направляет на сдерживание оголтелых самостийников, намеревавшихся оголить фронт и начать «самоопределять» Украину по «польскому образцу»
. В этом была доля правды: «социалистическая» Рада оказалась заложницей революционного нетерпения масс — особо яростного в силу того, что они увидели в ней обиженную «москалями» свою власть. Показательна и уступчивость Рады на переговорах с петроградскими социалистами, в ходе которых было решено, что генеральные секретари утверждаются в российской столице, из их ведения исключаются военные дела
.
Но на этом этапе соглашение оказалось сорвано кадетами, демонстративно вышедшими из правительства, дабы взвалить на его социалистическую часть двойную ответственность — за неудачи на фронте и потворство самостийникам. Как ответная реакция в начале июля в Киеве, практически одновременно с солдатскими выступлениями в Петрограде и Нижнем Новгороде произошел бунт солдат-украинцев полка им. Б. Хмельницкого — этнического соединения, созданного официально. Хотя этот конфликт удалось уладить без жертв, в результате его обострились отношения между командованием Киевского военного округа и украинскими деятелями. 26 июля солдат-украинцев отправляли на фронт, они устроили прощальную стрельбу в воздух, им ответили прицельным огнем кирасиры, в результате 14 «украинизованных» солдат были убиты
. В основе радикализма «украинской революции» в 1917 г. лежала общероссийская причина — нежелание масс участвовать в войне. Вовсе не случайно в общественном сознании 1917 г. «большевизация» и «украинизация» утвердились как однопорядковые явления. Но поскольку «большевизированные» и «украинизированные» солдаты выступали под разными знаменами, вооруженный конфликт между ними был неизбежен.
Ход других этнонациональных революций 1917 г. также в значительной степени зависел от «солдатского фактора». Имеется в виду не только количество штыков, готовых подпереть «национальные» интересы, но и степень осознания непосредственной военной угрозы, а также взаимные опасения со стороны ближайших вооруженных соседей. Так, в Закавказье обострение ситуации было связано с боязнью того, что солдаты армянских батальонов начнут мстить мусульманам за резню 1915 г. в Турции; на обстановке в Крыму сказалось присутствие даже малочисленных подразделений мусульманской конницы и т. п. Такие факторы, как особенности этнопсихологии, политической культуры, идентификационных процессов, часто уродливо проявляли себя через солдатские эмоции. С ходом войны связаны и относительная сдержанность финских политиков, чей народ мог рассчитывать на определенные выгоды от нейтралитета; и сговорчивость с центральной властью мусульманских лидеров, более других уделявших внимание культурно-национальной автономии; и склонность почти всех закавказских партий ориентироваться до поры до времени на Россию как военного гаранта стабильности в регионе; и противоречивая позиция национальных лидеров Прибалтики, легче других добивавшихся признания своих требований Временным правительством — в том числе и за военную лояльность (вскоре оказавшуюся призрачной).