Судя по всему, Жуков в кабинете Сталина написал текст «Директивы № 1» в свою рабочую тетрадь (рабочий блокнот), с которого он в кабинете Тимошенко, под его диктовку, переписывал текст на бланки шифровального отдела ГШ В поздних, официальных, воспоминаниях Кузнецов написал, что Жуков писал текст в блокнот для радиограмм: «Перед ним лежало несколько заполненных листов большого блокнота для радиограмм», что несколько неверно — в ГШ Жуков мог, скорее, в данном случае использовать шифроблокнот…
«Возможно нападение немецко-фашистских войск”, — начал разговор С.К. Тимошенко. По его словам, приказание привести войска в состояние боевой готовности для отражения ожидающегося вражеского нападения было им получено лично от И.В. Сталина, который к тому времени уже располагал, видимо, соответствующей достоверной информацией. При этом С.К. Тимошенко показал нам телеграмму, только что написанную Г.К. Жуковым. Мы с В.А. Алафузовым прочитали её. Она была адресована округам, а из неё молено было сделать только один вывод — как можно скорее, не теряя ни минуты, отдать приказ о переводе флотов на оперативную готовность номер 1.
Особенно меня беспокоило положение Балтийского флота, находящегося в опасной близости от врага. Хотя все флоты были уже два дня и больше в готовности № 2 и по устному приказанию давно находились “начеку”, но только теперь наступил момент поставить точку над J”. Вот когда пригодилась длительная и временами, казалось, ненужная тренировка в быстром переходе с одной готовности на другую.
Не теряя времени, В.Л. Алафузов бегом (именно бегом) отправился в штаб, чтобы дать экстренную радиограмму с одним условным сигналом или коротким приказом, по которому завертится вся машина. Ещё несколько вопросов к наркому обороны: какие у него последние данные, можно ли без предупреждения открывать огонь по нападающему, и я также отправился к себе. Множество фактов говорило за то, что гитлеровцы скоро нападут, и всё же не верилось или не хотелось верить, что через несколько часов свершится непоправимое».
Вот тут адмирал и показал самое главное: он задал наркому обороны самый важный в этой ситуации вопрос: какие у него последние данные от Сталина по поводу того, «можно ли без предупреждения открывать огонь по нападающему»?! Ведь в ситуации, когда нападение становится практически неизбежным, именно вопрос о том, как и когда открывать огонь по нападающим, и является наиболее важным. Это просто обязаны старшие начальники разъяснить тем, кто находится на границе, сообщая им, что нападение произойдет в считанные часы!
Далее Кузнецов показывает, что время нападения ему Тимошенко также сообщил — «через несколько часов свершится непоправимое». В этот момент Тимошенко дату и время нападения — «22 июня, в 4.00 утра» — знал точно. А теперь вспомните, что Тимошенко советовал Павлову в звонке около 1.00 22 июня: «На мой доклад народный комиссар ответил: “Вы будьте поспокойнее и не паникуйте, штаб же соберите на всякий случай сегодня утром, может, что-нибудь и случится неприятное, но смотрите, ни на какую провокацию не идите. Если будут отдельные провокации — позвоните”. На этом разговор закончился».
Затем Н.Г. Кузнецов отбыл в свой наркомат и стал по телефону доводить командующим флотами о времени нападения и о том, можно ли открывать огонь по нападающим.
«“Соедините с командующим Балтийским флотам”, — приказал я адъютанту, проходя через приёмную. Было уже 23 ч. 30 м. 21 июня 1941 г. “Трибуц у телефона”, — услышал я знакомый голос в трубке. Мне хотелось опередить посланную радиограмму, и я распорядился немедленно переходить на оперативную готовность № 1 и тут же разъяснил, что нападение вероятно в ближайшие часы и что разрешается открывать огонь по каждому неизвестному самолёту или кораблю, нарушившему наши границы. “Ясно”, — ответил Владимир Филиппович, и в этом коротком “ясно”, казалось, сосредоточилась вся предварительная подготовка на этот случай. (Такие же звонки [последовали] на Чёрное море и Северный флот. Теперь я был относительно спокоен. Флоты могут не выполнить своих задач так хорошо, как хотелось бы, но ничего непростительного из-за “внезапности” уже произойти не могло. Около 2-х часов последний доклад заместителя начальника Главморштаба контр-адмирала Алафузова в мирной обстановке, и я прилёг отдохнуть. Всем известное: “Если завтра война…” приобрело реальное значение. Война с немцами не представлялась лёгким делом и, по правде сказать, не верилось, что её удастся быстро перенести на территорию противника, но что мы отдадим противнику в течение трёх месяцев Либаву, Ригу, Таллин и отойдём с флотом в Кронштадт, — не было и мысли. Затишье перед бурей. Ни одного звонка — все, видимо, заняты срочными делами; безусловно в эти часы никто из руководящего состава флотов не спал. (Прим. автора.))»
Здесь адмирал немного «попинал» жуковых-хрущёвых с их байками о «внезапном» (видимо, для них одних) нападении Германии утром 22 июня…
«В 23 ч. 35 м. я закончил разговор по телефону с командующим Балтийским флотом. А в 23 ч. 37м., как записано в журнале боевых действий, на Балтике объявлена оперативная готовность № 1, т.е. буквально через несколько минут все соединения флота уже начали получать приказы о возможном нападении Германии, а так как люди были на своих местах, то немедленно приступили к действиям. Вот тут, пожалуй, пригодилось и предупреждение “быть начеку”».
(Примечание. Вот что пишет М. Слолонин в ВПК № 16 (433) от 25.04.2012 г.): «Рассказ наркома ВМФ Н.Г. Кузнецова <…> подтверждается документом. В Оперсводке № 2 штаба Прибалтийской ВМБ на 24–00 21 июня читаем: «В 23–27 21.6.41 по флоту объявлена Оперативная готовность № 1. В остальном без изменений…»)
«Согласно официальным докладам смеет, в 04 часа 22 июня все соединения и военно-морские базы Балтийского флота перешли на готовность № 1, т.е. были готовы встретить врага. (Северный флот в 0 ч. 56 м. получил приказ, а через несколько часов командующий флотом А.Г. Головко уже доносил, что Се-верный флот в 4 ч. 25 м. перешёл на оперативную готовность № 1. Черноморский флот в 1ч. 15м. 22 июня объявил о повышении готовности, провёл ряд экстренных мероприятий и в 3 часа был уже готов встретить врага. В 3 ч. 15 м. хорошо отличимый по звуку звонок особого телефона. Докладывает командующий Черноморским флотом Октябрьский, — услышал я в трубке, этот официальный тон сразу насторожил меня. — “Самолёты противника бомбят Севастополь”. С этими словами оборвалась последняя нить надежды. Случилось то, о чём говорили все факты, а они, как известно, вещь упрямая…»
Как видите, нарком обороны маршал Тимошенко в 23.00 21 июня, сообщая наркому ВМФ о вероятном нападении врага около 4.00 утра 22 июня, дал ему разрешение-команду, что делать в случае нападения врага — «нападение вероятно в ближайшие часы и… разрешается открывать огонь» по всем вражьим самолётам или частям, кто пересечёт границу. Ведь в подчинении адмирала Н.Г. Кузнецова были не только Балтийский или Черноморские флоты. Его телеграмма о приведении в боевую готовность № 1 в ночь на 22 июня касалась и той же Пинской или Дунайской флотилии, а это приграничные реки, через которые и началось вторжение в 4.00. Подразделения этих флотилий утром 22 июня имели чёткий приказ открывать по нарушителям границы огонь на поражение, чего не имели их сухопутные соседи.
