Грозная бронированная лавина всё ближе подступала к нашим огневым позициям. Все три дивизиона открыли по врагу прицельный огонь. Объятые дымом, то тут, то там горели подбитые танки и бронетранспортёры. Вскоре командиры дивизионов доложили, что осталось лишь десять снарядов.
В первый день боёв на нашем участке обороны гитлеровцы потеряли 21 машину и до 600 человек убитыми.
Немалые потери понесли и мы. Некоторые орудийные расчёты, израсходовав все снаряды, геройски погибли под гусеницами танков».
Об этом 235-м гаубичном артполке 75-й сд 28-го стрелкового корпуса уже упоминалось в книге «Адвокаты Гитлера». Но стоит немного повторить то, что нашёл о нём исследователь Д.Н. Егоров. Мало того что на орудие было, дай бог, по 15 выстрелов (четверть б/к — так определено в майском ПП ЗапОВО), так в этом ran произошло вот что…
В своей книге «Июнь 1941. Разгром Западного фронта» Егоров пишет: «Дичайшая нелепая накладка случилась с 235-м гаубичным артполком 75-й дивизии 4-й армии. Как вспоминал бывший вычислитель В.Е. Козловский, в четверг, 19 июня, все имевшиеся оптические приборы были изъяты и увезены в Минск на поверку. Полк остался без панорам, буссолей, теодолитов и далее без стереотруб. По результатам зимних контрольных стрельб 235-й гап получил высокую оценку, но вследствие данного мероприятия”, эффективность его действий 22 июня представляется весьма сомнительной…» (с. 42).
Скорее всего, приказ на изъятие оптики для отправки её в Минск «на поверку» исходил именно от Коробкова, а не от командира корпуса B.C. Попова. Вычислитель Козловский указал дату — 19 июня, когда у них изъяли прицелы и всю остальную оптику. Командир же полка указал, что Коробков был в полку с проверкой и требованием «усиления бдительности» 20 июня, после чего комполка якобы привёл полк в боевую готовность в этот же день. Но интересно, как можно привести ran в боевую готовность, если прицелов нет? Но, может, приврал солдат, и прицелы 19-го (а возможно, и 20-го, когда Коробков приезжал в полк) не изымали? Скорее всего — нет. Скорее, комполка слегка недосказал. Ведь он писал, что все три дивизиона были у него под рукой, а это не так.
Что в этом приказе на изъятие прицелов на «поверку» особенного? Да, в общем, ничего. Если не знать, что, согласно «Руководству службы» оптических приборов гаубиц, «Панорамы Герца» (прицелы) отвозят в мастерские только в случае поломок конкретного прицела. При этом наводчику сделают втык за поломку и выдадут новую панораму. То же касается и теодолитов с буссолями, ведь изымать прицелы в артполках — это то же самое, что изъять в автоматах Калашникова ударники и отвезти их на «поверку», не выдав взамен новых. Как выяснил сам Егоров, один из трёх дивизионов этого полка, стоящий у самой границы, свою оптику вроде не сдавал «на поверку». Но по этому дивизиону есть воспоминание на сайте «Я помню» от другого очевидца — Овецкого Б.М.:
«Наш путь лежал в 75-ю стрелковую дивизию, которая входила в состав 4-й Армии Белорусского Особого Военного Округа. В Мозыре часть состава разгрузили, а нас направили дальше, в 235-й гап, стоявший в военном городке рядом со станцией Козинки…
Я был направлен в 3-ю батарею 1-й дивизиона 235-го гаубичного полка (235-й гпа) стрелковой дивизии, которая имела по штатному расписанию в своём составе также 68-й легкопушечный артиллерийский полк. В нашем гаубичном полку были на вооружении 122-мм гаубицы образца 19Ю-1930 годов. В дивизионах по три батареи из четырёх орудий в каждой. Батареи во 2-м и 3-м дивизионах были на механизированной тяге — тракторах комсомолец”. А в нашем, 1-м дивизионе, орудия были на конной тяге…
В апреле сорок первого <…> я стал командовать топовычислительным отделением. <…>
Служба в Белоруссии шла своим чередом, пока 5-го мая 1941 года всю нашу дивизию не подняли по боевой тревоге.
Г. К. — Почему объявили боевую тревогу?
Б.О. — Был получен приказ о выходе на запад, к государственной границе. К границе выдвигались все три стрелковых полка дивизии — 28-й, 34-й и 115-й, наш 235-й гап и 68-й лап. В первые же дни похода нам выдали боекомплект, приказали всем заполнить “смертные” медальоны, зашить их в карманы гимнастёрок, чтобы они всегда были с собой. К границе части дивизии перемещались разными способами и путями. Построили свой лагерь по всем правилам. Поставили большие палатки — 4x4 м, сделали “линейки”, посыпали дорожки гравием. О какой-либо маскировке мы не беспокоились. Этот палаточный военный лагерь стали называть Домачевским. В нём мы переночевали всего одну ночь, а утром 2-я и 3-я батареи сделали последний бросок к границе и расположились на окраине небольшого пограничного местечка (городка) Домачево, которое находилось на пограничной реке Буг. Население Домачево было почти чисто еврейским. <…>
Топовычислительное отделение отвечало за маскировку ДЗОТов, за нанесение их местоположения на планшет и за определение секторов обстрела. Нам часто придавали красноармейцев из других отделений. Они копали и привозили дёрн для покрытий, но завершающая часть работы была нашей. Отвечал за неё лично я.
Мы нередко слышали одиночные артиллерийские выстрелы в нашу сторону. И хотя разрывы снарядов были где-то далеко в поле, нам, артиллеристам, было ясно, что идёт систематическая пристрелка целей на нашей территории. <…>
А тем временем на каждой батарее по два орудия из четырёх забрали на ремонт, а десять рядовых бойцов и сержантов, имевших образование 8–10 классов, отправили на учёбу в военное училище… Многих оставшихся это удивило, ведь граница совсем рядом, а у нас забирают людей и орудия…
Учебных стрельб мы не проводили, огневые позиции не сооружали. Наши пушки вообще стояли на колодках после перехода к границе. К наступлению или к отражению нападения немцев мы явно не готовились. Я вообще не понимал, для чего мы там и к чему готовимся…
В субботу 21-го июня, вечером, к нам приехал командир полка Захар Терентьевич Бабаскин, тогда майор, и на общем построении дивизиона приказал завершить все работы, так как с 23 июня наше расположение займёт 2-й дивизион полка, который уже вышел из Малориты, а наш, 1-й, туда передислоцируется».
Здесь стоит пояснить. Малорита находится примерно в 40 км юго-западнее Бреста. Домачево — на самой границе, в 40 км южнее Бреста и примерно в 30 от Малориты. В те дни именно так гаубичные дивизионы и располагались возле границы. Это было нечто вроде «боевого дежурства». И это расположение никак не связано с желанием напасть первыми на Гитлера или ещё чем-то подобным, как пытаются нафантазировать отдельные сторонники В. Резуна. Примерно через месяц артдивизионы и стр. батальоны (полки) сменялись на те, что находились в тылах. И судя по тому, что Овецкий показывает, что вывели их к самой границе ещё 5 мая, то и приказ НКО и ПИ на это надо искать именно за начало мая. Точно так же было организовано подобное «дежурство» и в ПрибОВО, по которому выше приводился отдельный приказ штаба 11-й армии ПрибОВО и показания генерал-лейтенанта В.И. Морозова (бывшего командующего 11-й армией: «На границе находилась по одному полку от каждой дивизии, усиленному, как правило, артиллерийским дивизионом. В начале июня была произведена замена одних полков другими»). Кстати говоря, А. Исаев, как и большинство «историков», в принципе обходящий стороной исследование предвоенных событий и документов, в книге «1941 в сослагательном наклонении. Великая Отечественная альтернатива» (М., 2011 г., с. 79. Серия «Если бы да кабы») переживает, что как было бы здорово, если бы «ещё до начала войны Уры» были «частично заполнены за счёт дежурных батальонов и артдивизионов…»
