Под пальмой действительно обнаружился ключ с брелоком в виде норвежского флага. Я повернула его и вошла в квартиру Веландов.
14
Обезболивающее приехало
В гостиной никого не было. Было пусто, слегка не прибрано и очень тихо.
– Вильям? – позвала я.
Из гостиной двери вели в несколько смежных комнат. Я заглянула во все по очереди и в одной из них обнаружила Беккину пропажу. Вильям спал на широкой кровати, лежа на животе и отвернувшись к окну. Я не видела его лица, но узнала растрепанные волосы и руку, сжавшую в кулаке край одеяла.
Я убедилась, что грудная клетка поднимается и опускается от дыхания, и собралась было уйти, но… что-то насторожило меня. Ковер погасил звук шагов, и я подошла совершенно беззвучно.
– Вильям?
И тут я заметила, что подушка под его головой посерела от пропитавшей ее влаги. Что его волосы совершенно мокрые, а рука, сжавшая одеяло, – мелко-мелко дрожит.
Я медленно протянула руку и убрала с лица влажные пряди…
– Господи, что с тобой?
Его глаза были открыты, челюсти сжаты так, что под кожей ходили желваки, его трясло.
– Что мне сделать? Тебе больно? Вильям!
Я затрясла его за плечо, сквозь латексные перчатки чувствуя горящую в лихорадке кожу.
– Уходи, – пробормотал он хрипло.
– Уходить? Да, конечно… я вызову скорую.
– Даже не думай.
– Если ты умрешь, это будет на моей совести, ты же понимаешь?
– Твоя совесть и так не блещет чистотой, Долорес Макбрайд, – с трудом проговорил он.
– Тем более, – рассердилась я.
Он попробовал перевернуться на спину, с губ сорвался кошмарный стон, словно он лежал не на кровати, а на битом стекле. Мое сердце сжалось от боли и жалости. Я попыталась помочь, но, кажется, сделала только хуже. Он застонал еще громче.
– Я вызываю скорую!
– Нет, Долорес, нет…
– Почему?!
– Потому что я обещал матери.
– Обещал что?
– Обещал, что больше не попаду в больницу…
Его затрясло еще сильнее, пальцы вцепились в одеяло, как будто он повис над пропастью и одеяло – это последнее, что удерживает от гибели.
– Да срать мне, что ты там обещал! – заорала я и схватилась за мобильник.
– Не звони… я объясню… Ты же этого хочешь – все знать? – пробормотал он и стащил с груди одеяло.
Я прижала руку ко рту, во все глаза глядя на его грудь. Она была в темно-красных ожогах. Я представила его боль, и мне стало нехорошо.
– Что произошло? – спросила я, задыхаясь.
Я уже знала ответ на этот вопрос. На груди Вильяма, словно клеймо, стоял полукруглый отпечаток с пятью тонкими штрихами, направленными в сторону его ключицы. Такой отпечаток могла бы оставить, ну, например…
Женская ладонь.
* * *
Не знаю, как я не выдала себя. Как смогла сохранить маску спокойствия. Как не закричала от изумления. Как не села на пол с криками «Разбудите меня! Разбудите!»
– Что произошло? – всего-то и сказала я хриплым шепотом. – Кто это так… получилось?
– У меня что-то вроде… аллергии на прикосновения.
Наши взгляды схлестнулись в одной точке. Мое жгучее кареглазое безумие ударилось об его синий-синий лед. Полетели ледяные крошки, взвились снежинки. В комнате стало так тихо, словно только что упала и разбилась вдребезги какая-то немыслимо дорогая вещь.
– Да ладно, – прошептала я, тут же замечая многочисленные отпечатки губ на его шее и груди.
– Ты не веришь?
– Почему же… Глядя на ожог в форме отпечатка от ладони, невольно поверишь во что угодно…
– Это не шутка.
– Вильям, я верю. Теперь мне все понятно.
Понятно, что моя жизнь больше не будет прежней, черт побери. Медленно и осторожно я присела на край его кровати, словно она была заминирована.
– И как, Айви в курсе, что происходит после того, как она трогает тебя? Ты рассказал ей о болезни?
– Рассказал. Но о некоторых вещах не хочется напоминать, когда дело доходит до…
– Короче говоря, ты любишь потрахаться больше, чем жить в здоровом теле.
– Обычно я осторожен, – тяжело задышал он. – И могу предотвратить последствия, но… в этот раз не смог…
– Что значит «предотвратить последствия»?
– Презерватив, одежда, кое-какие хитрости… Ты покраснела.
Мои щеки в самом деле стали гореть. Их словно намазали чем-то жгучим и едким.
– Ты еще ни с кем этим не занималась, угадал? – поинтересовался он, пристально глядя мне в глаза.
Я не стала отвечать. Это последняя тема, на которую мы будем говорить.
– Нужна жидкость для обработки ран, заживляющий крем и бинты. Нужно промыть ожоги и забинтовать. Иначе ты труп. Антибиотики у тебя есть? – спросила я.
– Ты учишься на медицинском?
– На ветеринарном. Но с человеком тоже управлюсь. У тебя аптечка есть?
– На кухне в крайнем левом шкафу.
Я ушла на кухню, распахнула дверцу шкафа и вынула оттуда большой пластиковый бокс. И чего там только не было: антибиотики, антигистаминные, противовоспалительные, мази, кремы, шприцы, стерилизующие салфетки… Господи, все то же, что и в моей аптечке!
Я склонилась над коробкой, изучая содержимое и пытаясь прийти в себя. Мозг все еще не успел впитать, усвоить, осознать ту информацию, которая накрыла его, как цунами, пять минут назад. Он барахтался в этой информации, еще не до конца понимая, что…
Вильям такой же, как я.
Он болен той же болезнью.
И мне это не снится.
Все это так же реально, как эти бинты, и шприцы, и эта упаковка амоксициллина, наполовину пустая.
Я принесла бокс с лекарствами и бутылку воды, он выбрал несколько таблеток, но среди них не оказалось обезболивающего.
– Выпей что-то от боли, зачем ты терпишь?
– Мне не очень хорошо от обезболивающего. Впадаю в состояние, похожее на наркотический бред. Только алкоголь немного помогает или никотин. Или только кажется, что помогает…
Вильям взял бутылку с водой, положил в рот таблетки и сделал глоток. Я достала стерильную вату и начала пропитывать ее противовоспалительным средством. Какие ужасные ожоги. Неужели секс стоит того…
Я положила кусок ваты на его грудь, слегка сжала его, выдавливая спасительную влагу на кожу. Его кожа… Мягкая, упругая, тронутая золотистым тропическим загаром, наверно, отдыхал где-то в теплых странах. Его тело… у него очень красивое рельефное тело. Сильное, гармонично сложенное и такое большое. Если бы я была на месте Айви, то никогда не причинила ему подобный вред… Ни один даже самый безумный секс не стоит этой боли…
