Я молча смотрела в свою тарелку, аппетит пропал. Мои руки начали так сильно трястись, что пришлось отложить столовые приборы.
– Она соединила вашу кровь в одной пробирке. Твоя кровь закипала и сворачивалась, если контактировала с кровью других людей. Его кровь тоже вела себя подобным образом. Но при смешивании вашей крови друг с другом – ничего не произошло. Она сообщила об этом открытии нам и Веландам. Мы списались с ними. И поддерживали связь не один год. Вцепились друг в друга, зная заранее, что вы с Вильямом однажды вырастете… и, вероятно… будете нуждаться друг в друге.
Мама присела рядом и крепко обняла меня. Иначе я бы, наверно, грохнулась со стула.
– Мы отправляли Веландам принадлежащие тебе вещи, которые ты носила или к которым не раз прикасалась, – твой черный шерстяной плед, твой шарф, твои перчатки для верховой езды. А Веланды присылали нам вещи Вильяма: белый свитер с вышитым оленем, его красно-голубую хоккейную куртку, его черный игрушечный вертолет на радиоуправлении. Ты надевала его одежду и играла с его игрушками. Он укрывался твоим пледом, носил твой шарф… Перчатки для верховой езды оказались ему малы, – улыбнулся папа, – но в остальном эксперимент оказался успешен. Его кожа не реагировала на тебя, а твоя – не реагировала на него. А потом мы решили, что пора… Пора бы вас познакомить, – вздохнул отец и уставился в свою чашку.
Я сидела за столом молча, ловя каждое слово. Моя спина одеревенела от напряжения. Мой кофе стыл – руки слишком дрожали, чтобы пытаться держать чашку.
– Что было дальше? – хрипло пробормотала я.
– Веланды уехали и увезли сына. И больше не выходили на связь. Вернее, Ингрид написала однажды и сообщила, что у Вильяма тяжелое посттравматическое расстройство и что они работают над этим. И… – отец отвернулся, – на этом все закончилось.
– Почему моя съемная квартира оказалась в том же доме, что и его?
– Это популярный среди студентов жилой комплекс…
– Но почему он приехал в Ирландию? Почему не Норвегия или любая другая страна?
– Без понятия. Может, просто совпадение? Ирландская культура на пике популярности…
– Пф-ф, – фыркнула я. Притянутыми за уши объяснениями меня не впечатлишь.
– Эти ребята уже знают, что ты – это ты? – нахмурилась мама.
– Да, он узнал меня.
– И как отреагировал?
– Плохо. Пить со мной на брудершафт вряд ли будет.
– Долорес, – мама обратилась ко мне чуть ли не официально. – Если будет хоть какое-то… неадекватное поведение с его стороны… я не говорю о травле, вы уже взрослые люди, но… Если он все еще злится и только попробует…
– Я не дам себя в обиду, мам. Будь спокойна.
– Держи нас в курсе, ладно? Я верю, что он… хороший молодой человек из прекрасной семьи, но… мог затаить обиду, так что… просто будь бдительна.
– Он не тронет меня, – так твердо сказала я, что родители переглянулись. – Ему нет до меня дела. Кажется, он… отпустил прошлое. И у него есть девушка, которая не оставляет ему свободного времени на… ерунду из прошлого, вроде меня.
– В смысле, девушка? – переспросила мама.
– Что значит, девушка? – одновременно с ней спросил отец.
– Ну, у всех парней в этом возрасте обычно случаются… девушки, – кашлянула я.
– Они совместимы?
– Нет, – ответила я и опустила глаза.
Обсуждать с родителями Вильяма и его отношения с Айви было как-то… странно.
– Должно быть, это… очень чреватые последствиями отношения, – подытожила мама, тщательно подбирая слова.
– Ага, стремные, – сказала я, даже не пытаясь найти литературный синоним. Перед глазами стояло обожженное тело Вильяма. – Но его все устраивает.
Мама с папой снова переглянулись, очевидно, поражаясь моей осведомленности.
– Я познакомилась с Бекки – его сестрой, – поспешила объяснить я. – И мы вроде как… подружились. Она иногда рассказывает о нем.
– Ах, вот оно что, – кивнула мама.
– Но, боюсь, это ненадолго. Сегодня я собираюсь рассказать ей, кто я…
Папа с мамой снова приуныли. Надо обязательно сказать им, что не их вина, что я обречена быть одинокой. Они и так сделали все, что могли. И сказать спасибо хотя бы за то, что попытались… Чем я и занялась.
Потом мы прикончили завтрак, я погуляла по саду и дому, наслаждаясь мощным и сладостным чувством умиротворения и безопасности, которое всегда переполняло меня дома, и отправилась в обратный путь.
По радио снова крутили «Walking on Cars»
[9]: «Все тот же дождь над головой, все те же спутники. Я люблю этот городок. А вот ты теперь живешь в моей голове. Не обращай на меня внимания, не обращай внимания. Я просто думаю о тебе…»
[10] За окном мелькали маленькие домики из красного кирпича и багряные кленовые рощи. Мелисса завернула мне с собой шоколадный кекс, который я предложу сегодня Бекки, когда она придет в гости, но доедать, скорей всего, буду в полном одиночестве. Мама срезала для меня свежих осенних цветов из сада – целую охапку георгинов сорта «Блэкджек», таких темных, почти черных. А на пассажирском сиденье лежала коробка, которую отыскал на чердаке папа, как только я заикнулась о ней: внутри лежал белый свитер с вышитым оленем, и красно-голубая хоккейная куртка, и черный вертолет на радиоуправлении с нарисованным гербом Вооруженных сил Норвегии.
16
Я могла бы тебя освободить
Вечером позвонила Бекки и пригласила к себе на чай. Я сказала ей, что приду, только если Вильяма с Айви нет. Она сказала, что Айви нет, а Вильям спит как убитый, так что можно сказать, их обоих нет.
Я взяла Мелиссин шоколадный кекс и поднялась по ступенькам. Бекки оставила дверь приоткрытой, чтобы я не звонила. Я просочилась внутрь и тут же увидела ее, машущую из слабо освещенной кухни.
– Привет, – шепотом сказала она. – Садись. Это тебе. – Она протянула маленький бумажный пакетик, перевязанный бантиком. – Я тут кое-что… подарить хочу.
Я развернула подарок и вынула музыкальный диск в пластиковой коробочке с нарисованной от руки бумажной обложкой. На ней был изображен лес. Густой хвойный лес на фоне неба, раскрашенного ярко-синим фломастером.
– Не знаю, какую музыку ты слушаешь, но надеюсь, тебе понравится. Эти песни написали скандинавы – датчане, шведы, норвежцы… Мы с Вильямом сами из Норвегии, не знаю, в курсе ли ты…
– Д-да, немного в курсе, – улыбнулась я.
– Я сама его записала для тебя. Хочешь послушать? – С энтузиазмом спросила Бекки. – Если, конечно, ты не спешишь никуда.
