Японцы взяли на борт раненного в обе ноги машинного квартирмейстера Федора Юрьева, выброшенного взрывом за борт, сильно обожженного кочегара 1-й статьи Ивана Хиринского (тоже поднятого из воды), находившегося на корабле кочегара 1-й статьи Александра Осинина и трюмного машиниста 2-й статьи Василия Новикова.
Японские моряки пробыли на борту «Стерегущего» около 40 минут. Они подняли на миноносце японский флаг, однако предотвратить дальнейшее поступление воды в трюм не сумели. Японский миноносец взял «Стерегущий» на буксир, но с началом буксировки «Стерегущий» стал зарываться в волны, натяжение троса возросло, и он лопнул. Буксировка продолжалась 18–20 минут. Японцы попытались завести новый трос, но поняли, что это бесполезно.
Тем временем адмирал Макаров поднял свой флаг на крейсере «Новик» и в сопровождении крейсера «Баян» двинулся к месту боя. Береговые батареи после непонятной паузы вновь открыли огонь. Японцы решили не испытывать судьбу, сняли свой флаг со «Стерегущего» и начали отход. А «Стерегущий», потеряв запас плавучести, около 9 ч 20 мин затонул в 7 милях от маяка Ляотешань.
Позже этот третьестепенный эпизод русско-японской войны оброс легендами. Причем начало им положили, как ни странно, англичане. Ссылаясь на рассказы японцев, в начале марта 1904 г. газета «Тайме» сообщила: «Тридцать пять убитых и тяжело раненных лежали на палубе русского миноносца, когда его взяли на буксир японцы, подобравшие лишь четверых легко раненных русских, бросившихся в море. Но на “Стерегущем” оставались еще два матроса; они заперлись в трюме и на сдавались, несмотря на все увещевания. Они не только не сдались врагу, но вырвали у него добычу, которую он уже считал своей: открыв кингстоны, они наполнили родной миноносец водой и погребли себя вместе с ним в морских пучинах…» [25. С. 81.]
12 марта 1904 г. о подвиге двух матросов с корабля «Стерегущий» слово в слово сообщила русская газета «Новое время». И пошло-поехало. В 1905 г. Ф.И. Булгаков в двухтомном труде «Порт-Артур: Японская осада и русская оборона его с моря и суши» писал: «Два матроса заперлись в трюме, решительно отказались сдаться и открыли кингстоны, и миноносец вскоре же затонул… Безвестные герои внесли новый неувядаемый лавр в подвиги русского флота» [25. С. 82]. Эта работа вышла большим тиражом и считалась официальным изданием Морского ведомства.
26 апреля 1911 г. в Петербурге в присутствии Николая II состоялось открытие памятника «двум неизвестным морякам-героям» со «Стерегущего».
Уже в ходе работ по созданию памятника в Морском министерстве организовали специальную комиссию для уточнения обстоятельств боя. Никаких подтверждений «подвига матросов-героев» найдено не было. Исполнявший обязанности начальника исторической части Морского генерального штаба старший лейтенант Е.Н. Квашнин-Самарин писал: «Грустно видеть, что в великой России кто-то на авось пропагандирует постановку памятника несуществовавшим морским героям, когда вся история нашего флота… полна настоящими подвигами» [25. С. 84].
В конце концов члены комиссии послали письменный доклад Николаю И. Его резолюция, поставленная на докладе Морского ведомства, была краткой: «Считать, что памятник сооружен в память геройской гибели в бою миноносца “Стерегущий”» [25. С. 85].
Памятник был открыт, и два неизвестных матроса были официально канонизированы. В советское время легенду о «Стерегущем», как и о «Варяге», подвергать ревизии не стали. Первые критические замечания по поводу этой легенды стали появляться уже в ходе «перестройки». Так, историк флота В.Д. Доценко писал: «Техническая сторона вопроса возражений не вызывает. При таких повреждениях, которые получил небольшой корабль (водоизмещением чуть более 240 тонн), он все равно бы затонул, вряд ли надо было открывать кингстоны.
Если обоснованные тактические выводы из-за отсутствия точной информации сделать трудно, то оперативно-тактические — вполне возможно. Ошибки видны сразу. Во-первых, направляя миноносцы в разведку, не оценили их технического состояния: вместо проектных 26,5 узла они развивали скорость не более 20 узлов. Посылать такие корабли на глубину до 90 миль вряд ли было целесообразно: они не прошли и одной трети запланированного маршрута. Во-вторых, ни командующий флотом Тихого океана вице-адмирал С.О. Макаров, ни его штаб не позаботились об обеспечении миноносцев, т.е. пренебрегли элементарными принципами военно-морского искусства. Все знали, что “Решительный” и “Стерегущий” должны были возвратиться на рассвете, но их встречу не организовали. Крейсера не только не были высланы навстречу миноносцам, но даже не имели повышенной готовности к выходу: “Новик” и “Баян” вышли из Порт-Артура только через два с лишним часа после начала боя, когда в Порт-Артуре появился “Решительный”. Ведь все свидетельствовало о том, что где-то рядом находятся японские корабли. Береговые посты еще ночью обнаружили их на внешнем рейде, но не придали этому факту никакого значения. Если следовать логике, то крейсера должны были находиться если не в море, то хотя бы в немедленной готовности к выходу. Имелись серьезные просчеты и в применении береговой артиллерии. Окажись порасторопнее командование, не было бы ни геройской гибели “Стерегущего”, ни выдумки о подвиге “двух неизвестных матросов”» [25. С. 93–95].
Но вернемся к утру 26 февраля 1904 г. В районе Ляотешаня появилась эскадра Того в составе 16 вымпелов. В 8 ч 40 мин броненосцы «Хацусе», «Сикисима» и «Ясима» отделились от эскадры и открыли перекидную стрельбу по внутреннему рейду Порт-Артура и городу. Два японских крейсера, находясь в море против входа в гавань, вне досягаемости крепостной и корабельной артиллерии, по радио корректировали огонь броненосцев.
Японские броненосцы были закрыты холмами Ляотешаня от русских корабельных и береговых орудий. Нашим горе-артиллеристам не приходило в голову, что японцы могут стрелять с дистанции 12–16 км.
Около 11 часов один из японских снарядов разорвался под самым бортом «Ретвизана», осыпав осколками броненосец и стоявший около него буксир «Силач», откачивавший воду из подведенного к броненосцу кессона. Осколками были перебиты отливные трубы и пробит кессон. Через пробоину в «Ретвизан» снова хлынула вода.
Видя, что броненосец неминуемо затонет в гавани, капитан 1 ранга Э.Н. Щенснович приказал отдать швартовы и выбросился носом на отмель. В этот момент второй снаряд попал в броневой пояс «Ретвизана» с правого борта под кормовой башней главного калибра. Броня выдержала, получив небольшую вмятину.
Поврежденный кессон «Ретвизана» был признан негодным. Позднее его передали для ремонта броненосца «Севастополь». А для «Ретвизана» началась постройка нового кессона.
Японцы вели обстрел гавани Порт-Артура более трех часов и выпустили 154–305-мм снаряда. Людские потери русских оказались невелики — убиты 8 матросов, ранены 29, на береговых батареях ранены 2 человека. В городе была убита русская семья и несколько китайцев.
Непонятно одно — почему нашему гениальному адмиралу и никому из офицеров не пришло в голову поставить дымовую завесу между японскими крейсерами в море и входом на рейд Порт-Артура? При этом можно было обойтись и без специальных средств, а использовать мокрую солому, смолу и другие дымовыделяющие материалы. Дымовая завеса лишила бы японские крейсера возможности корректировать огонь и свела бы к минимуму эффективность огня броненосцев. Можно было поставить и радиопомехи японским крейсерам, как тогда говорили: «перебить большой искрой радиопередачу». Но до этого порт-артурцы додумались лишь 2 апреля.
