В начале 1915 года в столицах европейских держав стали подводить итоги военной кампании 1914 года. Великобритания и Франция, логично полагая, что победа над Германской империей и ее сателлитами возможна лишь при условии достижения абсолютного превосходства над ней, все внимание в наступающем году решили обратить на наращивание собственного военно-экономического потенциала. Именно поэтому в Лондоне и Париже решили перейти к стратегической обороне, предполагая активно действовать только в Восточном Средиземноморье.
По-иному предполагали действовать во второй год войны в России. Там Ставка Верховного главнокомандующего запланировала на 1915 год ведение широких наступательных операций. Первоначальный план, разработанный генерал-квартирмейстером Ставки генералом Ю.Н. Даниловым, предусматривал ведение наступления на северо-западном направлении в сторону Восточной Пруссии с последующим перенесением удара на Берлин, а на юго-западном направлении планировалась оборона
[89].
Подобный план кампании 1915 года вызвал серьезные разногласия в высшем командовании российской действующей армии. Данилова поддержал главнокомандующий Северо-Западного фронта генерал Рузский, который опасался восточнопрусской группировки германских войск, нависавшей над дислоцированными в Польше российскими армиями. Но с резкими возражениями против предложенного плана выступили главнокомандующий Юго-Западного фронта генерал Иванов и его начальник штаба генерал М.В. Алексеев. Они полагали, что в интересах России следует прежде всего разгромить куда более слабую и раздираемую внутренними противоречиями Австро-Венгрию. По их мнению, путь на Берлин лежал не через Восточную Пруссию и Кенигсберг, а через венгерскую равнину и Вену.
К глубокому сожалению, Ставка Верховного главнокомандующего не проявила твердости в своем решении. Был найден компромиссный и, как часто бывает, самый худший вариант: решено было готовить одновременный удар и по Восточной Пруссии, и против Австро-Венгрии. Между тем, такое одновременное наступление по двум расходящимся направлениям ни в коей мере не соответствовало реальным возможностям российской армии. На такое наступление у России не было ни сил, ни средств
[90].
В отличие от Антанты Центральным державам перспектива затягивания войны не сулила никаких выгод. Однако в отношении направления главного удара и способа скорейшего окончания войны в Берлине единогласия не было. По мнению Фалькенгайна, окончательную победу следовало искать не на Востоке, а на Западе Европы. Условия для этого, по его мнению, в 1915 году были самые благоприятные: Великобритания еще не развернула полностью свои силы, а Франция сильно ослабла в первый год войны. Однако командование группы немецких армий на Востоке в лице генералов Гинденбурга и Людендорфа и австро-венгерское командование в лице Конрада настойчиво требовали первоочередного разгрома России. Скорейшая ликвидация Восточного фронта должна была, по их прогнозам, заставить Париж и Лондон пойти на подписание мира, выгодного для Берлина и Вены
[91].
Веские основания для первоочередного удара по Российской империи у германского высшего военного командования действительно имелись. На Восточном фронте еще были возможности для ведения маневренной войны, а потому не требовалось прорывать хорошо подготовленную в инженерном отношении позиционную оборону противника. К тому же сильный удар по России предотвращал вторжение русских армий в Восточную Пруссию и Австро-Венгрию, ее армии находились в 1,5 раза ближе к Берлину, чем французские войска, и создавали реальную угрозу выхода на венгерскую равнину и разгрома Австро-Венгрии.
Германо-австрийский план кампании в окончательной форме был согласован и принят в январе 1915 года. Он предусматривал на Западе активную оборону всего 700-километрового фронта, а на Востоке планировался разгром российской армии и отбрасывание ее как можно дальше в глубь страны. Здесь было решено нанести два мощных удара по сходившимся направлениям с конечной целью окружения значительной части российских войск в «польском котле» и последующего их уничтожения. Успех такой наступательной операции, по оценкам Берлина и Вены, заставил бы Россию капитулировать и подписать сепаратный мир. Соответственно, после победы на Востоке освободившиеся силы Германии и Австро-Венгрии могли быть переброшены на Запад для разгрома французских и британских войск.
1914 год поставил перед воюющими державами новые сложные проблемы. Реальная перспектива затяжной войны выдвинула перед правительствами и генеральными штабами как Антанты, так и Центральных держав такую сложную задачу, как обеспечение действующих армий и новых формирований материально-техническими средствами борьбы.
Небывалые по длительности и напряжению сражения миллионных армий на фронтах протяженностью в тысячи километров потребовали огромного расхода снарядов, винтовок, орудий. Жизнь опрокинула все расчеты мирного времени на размеры военных запасов и сроки их расходования. Россия, например, планировала иметь годовой запас 76-мм снарядов на орудие 1000 штук, а выяснилось, что его можно было израсходовать в течение 16 дней
[92]. Франция в битве на Марне ежедневно расходовала 240 тыс. снарядов при расчетной норме мирного времени всего 13 тыс., ей мобилизационных запасов снарядов к 75-мм орудиям хватило до сентября, а запаса винтовок — до ноября 1914 года
[93]. В России запас винтовок был исчерпан за два-три месяца войны, а патронов и снарядов — к середине декабря 1914 года.
Штабисты большинства государств фактически не предприняли каких-либо реальных мер к мобилизации промышленности. Поэтому при с каждым днем возраставших расходах в боеприпасах и вооружении и слабом их воспроизводстве к концу 1914 года наметился кризис боевого снабжения, который в той или иной мере охватил все воюющие страны. Так, Франция уже с сентября
1914 года стала испытывать нехватку снарядов, ее промышленность могла удовлетворить лишь 1/15 потребности армии в 75-мм снарядах. В ноябре страна стала ощущать перебои в снабжении винтовками и орудиями. К февралю 1915 года во французской армии не хватало 700 тыс. винтовок и до 1500 75-мм орудий.
Английская армия также переживала снарядный голод. В начале 1915 года на одно орудие британской армии приходилось в день всего от 4 до 10 снарядов — в 6-7 раз меньше предварительных расчетных норм.
Австро-Венгрия и Германия ощущали острую нехватку винтовок, иногда даже пополнения посылались на фронт безоружными. Оружие из тыловых частей стали передавать в действующие войска, а взамен поступали русские и французские трофейные винтовки.
