Атака англичан оказалась настолько стремительной, что все линии российской кавалерии одна за другой были смяты и подались назад, в сторону реки. Кстати, первыми или почти одновременно с казаками получили удар неудачно развернутые флангом к фронту атаки гусары: «…англичане, ободренные успехом, прорвались сквозь интервалы орудий и тотчас же атаковали во фланг 7-й эскадрон нашего полка, сбили его и ударили на уральцев. Уральцы дрогнули, поскакали назад и налетели на киевцев. Сильно пострадавшие в первой атаке киевские гусары не в силах были выдержать страшного натиска такого огромного количества кавалерии и повернули на наши пять эскадронов, неся у себя на хвостах уральцев и преследовавшего их неприятеля. Когда вся эта масса кавалерии ринулась на нас, мы, как стоявшие в развернутом фронте, были сбиты и поневоле должны были отступить к каналу. При совершенном безветрии густо стоявшие в воздухе между гор пороховой дым и пыль от скачущей кавалерии были до того непроницаемы, что нельзя было ничего рассмотреть в самом близком от себя расстоянии».
Через минуту, «…подавшись не более чем на 150 шагов, шедший впереди дивизион Лейхтенбергского полка первым повернул назад и с оглушительным криком «ура!», не позволившим ни остановить его, ни дать приказание, наткнулся на вторую линию, из которой я желал выдвинуть часть, чтобы можно было ударить во фланг неприятелю. Этого нельзя уже было сделать. Вторая линия была увлечена первою, и в этом положении они скакали более полуверсты назад, имея неприятеля на хвостах своих лошадей».
Чести ради, стоит сказать, что уносились в тыл не все. Сотня Донского №53 казачьего полка и, возможно, эскадрон веймарцев помогли казакам-артиллеристам в схватке за батарею.
И еще. Кажущийся легким прорыв англичан через батарею, как это ни видится удивительным, был подготовлен удачной стрельбой русской артиллерии с захваченных редутов и Федюхиных высот. Поражаемые с флангов, они инстинктивно или по команде сжимались к центру, и когда достигли батареи, строй первой линии скорее напоминал клин, который просто «распорол» на сузившемся участке строй ничего не ожидавших гусар и казаков, ринувшихся в разные стороны. Недаром Хибберт приводит команды командиров эскадронов: «Сомкнуть ряды! Ближе к центру!», постоянно звучавшие во время атаки.
Благодаря этому, вольно или невольно, но 11-й гусарский не рассеялся, не потерял строй и до самого столкновения с русскими оставался в порядке.
Внесли свою долю паники оставшиеся без всадников лошади. Будучи прекрасными элитными строевыми животными, они, повинуясь своему «служебному» инстинкту, даже потеряв человека в седле, продолжали сохранять свое место в строю, добавляя суматоху и неразбериху в эту адскую смесь.
Внезапно появившись перед ничего не подозревавшими казаками, британские кавалеристы, как нож в масло, прошли через кинувшихся врассыпную казаков и уже при их «помощи» сокрушили предчувствовавших отдых после сражения гусар.
Но одного дружного концентрированного удара было мало. На русских обрушился шквал огня. Англичане в первую очередь опорожнили барабаны Кольтов и Адамсов, стреляя во всех и во все, кто и что оказывалось на их пути, подтверждая, что «… конница, атакующая с револьвером в руках конницу, вооруженную саблями, будет почти непобедима и может причинить противнику сильные поражения».
Выбор у русских был невелик: или остаться стоять на месте, что было невозможно, так как масса все равно бы опрокинула их, или броситься куда угодно, чтобы выбраться из этого столпотворения. Большинство разумно выбрало последнее.
При всей трагичности происходившего оно было смешным. В одну сторону летели русские и английские гусары, уланы и легкие драгуны. Непонятно куда и непонятно зачем сорвалась с места конная батарея. Все были под влиянием непонятного куража, охватившего их, и мчались, влекомые страхом или просто положившись на судьбу. В эту минуту ни о каком бое речи не шло. Все делали лишь то, что велел инстинкт самосохранения.
Наблюдавший происходившее офицер легкой №8 батареи 12-й артиллерийской бригады Кожухов назвал это «беспорядочным отступлением наших гусар и казаков».
Понятно, что сработал «принцип домино». Гусары, не отошедшие от горячки предыдущего боя, возможно, потрясенные неожиданно высокими потерями, просто не смогли принять новую схватку. Свою роль сыграл уставший конский состав. Еще за двадцать лет до этих событий российские кавалерийские начальники в полемике с Жомини по перспективам боевого применения кавалерии отмечали, что в условиях войн середины XIX в. «…1. кавалерия подвержена быстрому расстройству; 2. надо беречь ее силы, потому что два месяца отдыха не исправляют семидневного переутомления; 3. плохая лошадь превращает своего всадника в труса…».
Что касается неожиданно быстрого рассеивания российской кавалерии, то произошедшее столь очевидно, что «отбеливать» ее репутацию бессмысленно. Равно как и огульно чернить. Она воевала как ее учили.
Точно так же совершенно неинтересны для военной истории многолетние дебаты о том, кто куда врезался, кто с каким флангом столкнулся, тем более когда результат однозначен и в финале вышел на разгром неприятельской кавалерии.
И уж совсем глупо осуждать солдата, младшего офицера. Он-то одинаков во все времена. Сегодня вдесятером от одного бежит, а завтра этот же десяток тысячу атаковать будет. Такова психология боя. Скорее нужно искать причины случившегося. Могу заверить читателя — они столь очевидны и настолько близко лежат к поверхности, что удивительно, как на них не указывали до сих пор.
Главная традиционная болезнь Российской армии середины XIX в. — отсутствие хорошего управления. Этим болела пехота, этим болела кавалерия и совершенно не страдала артиллерия, куда офицеры шли в основном по уму, а не по сословию. Именно наличие толковых начальников вместе с неплохой на свое время материальной частью и сделало артиллерию той самой грозной боевой силой, способной в определенной степени компенсировать ошибки пехотинцев и кавалеристов, пусть даже ложась изрубленными на лафеты и стволы своих пушек.
Именно наличие толковых начальников не позволило сделать то, что было сделать нужно и о чем говорилось выше.
Судя из описаний, из-за неожиданной атаки кавалерии англичан в российских рядах поднялась паника, в воспоминаниях очевидцев мягко названная «суматохой»: «Все это случилось так неожиданно и так быстро, что никто еще не успел даже достаточно уяснить себе, что именно такое совершается в нашем центре, как наша кавалерия была уже смята. Гусары первые не выдержали натиска, за ними казаки, и все четыре полка, бросив артиллерию, которую прикрывали, начали беспорядочно отступать. Суматоха произошла страшная. В пять раз сильнейшая наша кавалерия, смешавшись еще более при отступлении, торопливо и в беспорядке направлялась к Чоргуну. За нею по пятам, проскакав линию наших войск, безумно неслась уцелевшая от картечного и батального огня английская кавалерия».
Думаю, не стоит преувеличивать случившееся. Паника — явление в войне распространенное и не имеющее национальных предпочтений. Нет армий, которые сумели в своей истории ее избежать. В панике бежали французы у Полоцка и русские у Борисова в 1812 г., англичане у Сен-Себастиана в 1813 г. Пруссаки, и те бегали регулярно в сокрушительно выигранной ими войне 1870–1871 гг. от вчистую проигравших им французов. То есть, в явлении этом ничего предосудительного нет. Жизнь, она всегда дороже. Героев живых не бывает, они, как правило, погибают первыми.
