Кирьяков же, придя вечером занимать места, услышал на той стороне Бельбека музыку, которая на своем биваке играла зорю. Не знаю, почему это его так сконфузило, что он, не останавливая войска, повернул налево кругом и удрал. Лупил целую ночь и, перейдя Черную через Инкерманский мост, остановился на Сапун-горе, так что от нашего лагеря под Севастополем его отделяет только Сарандинакина балка. А при нем еще — этот подполковник Залевский! Не понимаю, как он его не удержал? Он то на минуту и прискакал ко мне с этим известием. Что я буду делать с подобными генералами? Что мне только придумывать такое, чтобы они были в состоянии исполнять как следует?».
Понятно, что Панаев ненавидит Кирьякова всеми фибрами души, понятно, что Меншиков считает его одним из тупиц, которыми его наградил царь в должностях дивизионных командиров. Но, признаем, приключения дивизии описаны достаточно точно, чтобы им поверить. Мало того, что Кирьяков все запутал, он еще и замедлил движение русской армии,
нарушив с таким трудом наведенный и еще совсем слабый порядок.
Правда Петру Дмитриевичу Горчакову удалось отомстить командиру 17-й дивизии. Утром его авангард наткнулся на перегородившую дорогу, поломавшуюся коляску.
«Горчаков набросился на сидевшего в ней офицера:
— Что же вы ее не сбросите? Задерживаете такую массу войск из-за дряни!
Офицер оправдывался тем, что это повозка генерала Кирьякова».
Лучше бы он этого не говорил. Горчаков пришел в ярость: «Опять Кирьяков?!». Следующие его действия более чем предсказуемы: повозка со всем генеральским хозяйством улетела в овраг.
Под утро Кирьякова снова нашли. Он расположился биваком на одной из высот и развел костры, плюнув на маскировку и скрытность марша. Горчаков помчался туда, приказал немедленно залить огни и начал банально орать на прибывшего к нему командира дивизии. На эти вопли Кирьяков совершенно спокойно ответил, что не может никуда идти так как:
1. Нет огня, нет ужина — значит, он голодным никуда не пойдет.
2. Его повозку скинули в овраг, а он устал — и тоже никуда не пойдет.
3. Еще ночь — и у него больше нет никакого желания по темноте бродить, и он тем более никуда не пойдет.
Горчаков смирился со строптивым генералом и увел его к себе ужинать, войска же повел дальше один из полковых командиров.
Но только на следующий день в штабе Меншикова выяснили, что во время путешествия Кирьяков «потерял» один батальон Тарутинского егерского полка и артиллерийскую батарею (4 орудия), которые были оставлены на Инкерманском спуске.
По словам Панаева, уцелели тарутинцы лишь потому, что союзники их не заметили, и только благодаря темноте им удалось пройти в Севастополь, переполошив своим приближением гарнизон, принявший батальон за приближавшегося неприятеля.
Как только 17-я дивизия ушла, Меншиков отправил к Корнилову в Севастополь казачьего урядника сообщить о своем местоположении и принять меры к отправлению из крепости парка с присоединенным к нему отставшим обозом. Для прикрытия парка в Севастополе оставались две пехотные роты и 2 орудия.
После их ухода Корнилову было приказано уничтожить Инкерманский мост и разрушить плотину.
ПРОПАВШИЙ ПАРК
Мы уже говорили, как британцы неожиданно, в том числе и для самих себя, напали на отставший «хвост» русского обоза, тянувшегося из Севастополя в сторону Бахчисарая. Картина, конечно, неприглядная, но что поделаешь — война, и на ней никто не гарантирован от внезапных атак и незапланированных потерь. Теперь у нас есть возможность немного вернуться назад и взглянуть на случившееся со стороны русских. Увы, читатель, но картина окажется не менее неприглядной.
Едва казак, ездивший к Корнилову, вернулся из Севастополя, Меншиков приказал штабу сниматься с места. Войска оставили Мекензиеву гору, спустились в Черкез-керменскую долину и двигались по Бахчисарайской дороге до реки Бельбек.
Едва начали разбивать бивак, как издалека, со стороны Мекензиевых гор, послышались выстрелы. Штаб главнокомандующего в подзорные трубы увидел, как «…парковые повозки в беспорядке несутся с горы в долину».
Дальше начало творится самое интересное. Сначала к штабу главнокомандующего примчался взвод гусар-лейхтенбержцев, командир которых ничего не смог внятно объяснить, кроме как, сказать про внезапное нападение на парк неприятеля и о том, как лихо ему удалось удрать. Последнее, видимо от нахлынувших эмоций, офицер и не скрывал: «…Атам, остальные все пропали, людей порубили, повозки порубили, которые — сами сломались, которые — с горы полетели, а больше должно быть они позабрали».
Но две повозки офицер спас, наверное, они были самыми нужными для него. Это повозка командира полка и его собственная. Судя по всему, именно полковой обоз и попал к англичанам, которых удивило большое число ментиков и других деталей гусарской униформы. Именно ментики и доломаны привлекли самое большое внимание английских стрелков. Уже в тот день командование с удивлением созерцало солдат Стрелковой бригады, щеголявших в русских гусарских мундирах.
Сколько было неприятелей, что сталось с парком, гусар не знал. Поняв, что от юного офицера ничего не добиться: «Что с него взять? Правда, еще молод, почти совсем еще мальчик», Панаев отпустил его в полк.
Дальнейшее подтвердило, что действительно пропал обоз Лейхтенбергского
[8] гусарского полка: «Только что отъехал, как ему на смену прискакал, на изнуренной лошади, кучер из гусарского обоза. Лошадь была рослая, здоровая, но ноги всадника чуть ли не дохватывали до земли: это был истинный гигант: в плечах косая сажень, грудь широчайшая, ручищи могли привести в ужас целый взвод. Кучер был без шапки, в одной рубахе, и геркулесовские его формы обрисовывались во всей красе; борода и волосы на голове, от быстрой езды закинувшиеся назад, придавали ему вид свирепого, мощного бойца…».
От него стало известно следующее: налетели враги внезапно, беспощадно порубили всех, кто под руку попался: «…Как секанет — с Терешки башка долой; секанет — Степан покатился…».
Судя по тому, что оба, и офицер, и обозник, отметили наличие на нападавших меховых шапок, можно предположить, что «виновниками разбоя» были английские конные артиллеристы, что подтверждает один из них, Уолпол Ричардс в своих письмах.
Вслед за обозником появился командир парка полковник Хамрат, кавалер ордена Св. Георгия 4-й ст. за 25 лет выслуги. Все надеялись, что хоть он внятно скажет о случившемся. Надеялись зря. Все, что он смог сказать, не сильно отличалось от уже сказанного. Единственное, что знал он точно: «в парке пропало 10 повозок…больше сами, в путанице, поломали; лошадей — которых они позабрали, иные разбежались; изломанные ящики остались на месте, взять было нельзя; некоторые даже слетели в пропасть».
