6. От второй параллели проводятся по направлению к городу новые зигзаги; в 200 м. сооружается полупараллель, образуя новые ответвления зигзагов, вооруженные мортирными батареями, и, наконец, у подошвы гласиса сооружается третья параллель. В ней устанавливаются тяжелые мортирные батареи.
7. Оттуда, если к этому времени орудия крепости почти совершенно ослаблены, начинают вести апроши в виде различных кривых и ломаных линий, чтобы укрыться от рикошетного огня.
8. Затем в исходящем плацдарме устраивают ложемент, или окоп с парапетом, для продольного обстрела рва огнем пехоты. Если противник активен и смел в своих вылазках, то появляется необходимость в четвертой параллели, соединяющей все исходящие плацдармы вдоль гласиса.
9. Только после этого образуются проходы, и начинается штурм. По методу Вобана (а мы в данном случае описали его атаку) крепость имеет возможность держаться не более 37 дней.
НАЧАЛО ФОРТИФИКАЦИОННОЙ ВОЙНЫ
После того, как русские и союзные войска обозначили свои намерения, и те, и другие начали активно зарываться в землю, стремясь поставить как можно больше батарей, понимая, что теперь успех кампании прямо пропорционален количеству кубометров переработанного грунта. Русские особо союзникам не досаждали, ограничиваясь редкими перестрелками: «…из города стреляют иногда по их работам и пароходам, которые близко подходят».
Меншиков успокаивается и вновь становится уверенным, докладывая М.Д. Горчакову: «…со времени отъезда графа Орлова-Денисова ничего не случилось, о чем бы нужно было вас известить. Взаимное положение одинаково: неприятель забавляется рытьем траншей, по-видимому, с целью обороняться, а не осаждать, так как это не апроши. Намеревается ли он бомбардировать нас или повести правильную осаду, но, во всяком случае, неприятель действует медленно, что однако не устраняет намерение со временем овладеть Севастополем».
К князю вернулась едва не потерянная после поражения на Альме энергия: «Старик князь неутомим и беспрестанно бывает на коне».
Успокоился не только Меншиков, но и войска. Когда над линией неприятельских войск замелькали первые фонтаны земли, выброшенной лопатами, русские скорее обрадовались, чем расстроились.
Настроение в войсках сразу заметно поднялось, возникла надежда, что пока союзники будут строить батареи, подойдут свежие части и уже англичане вместе с французами превратятся в обороняющихся.
Началась своеобразная соревновательная гонка между ними и русскими артиллеристами и саперами, кто скорее поставит пушки, кто надежнее возведет закрытия, кто глубже и длиннее откроет апроши.
Одна из русских бомб точно накрыла группу работавших в траншее французских моряков: 24 из них были убиты или тяжело ранены. Неприятель был настолько деморализован точностью попадания, что в этот день никто больше не рискнул появляться на позициях. По приказу Канробера с этого дня в передовых траншеях развернули позиции лучшие стрелки легкой пехоты, вооруженные нарезными ружьями с большой дальностью стрельбы. Им было приказано держать под постоянным прицелом все амбразуры русских батарей, стараясь лишить артиллеристов вести точную стрельбу.
Отныне противники старались не только опередить друг друга, но и всячески мешали работам ружейным огнем.
Русские солдаты также получили приказ стрелять во все видимое, без разницы, на каком расстоянии и с любой позиции.
Едва замечалось начало новой батареи, тот час же за ее строителями начиналась охота. В траншеях под Севастополем начала рождаться снайперская война, вскоре принявшая характер явления, называемого в наше время «снайперским террором».
Ходасевич: «4-го октября полкам, составляющим гарнизон Севастополя, было приказано выслать застрельщиков за линию укреплений, дабы предупредить приближение вражеских апрошей. Солдаты нашего полка заняли территорию перед 4-м бастионом и балку между 4-м и 5-м бастионами. Стрелки располагались в ямах, меж скал, везде, где было хоть какое-то укрытие».
Вскоре, между противниками, установилось что-то вроде взаимопонимания. Не в смысле, любви и симпатии, а в наличии своеобразной корпоративной связи. И проявлялось оно специфически. Если они и стремились всадить своему визави пулю между глаз, то делали это с подчеркиванием своей профессиональности и с уважением профессионализма противника.
Французский линейный корабль «Алжир». После переоборудования в плавучую казарму. 1904 г.
«Один из наших солдат, Иван Григорьев, лежа за камнем, выстрелил во французского солдата, лежащего перед ним, и лишь частично скрытого, и промахнулся; тот в ответ помахал кепи, и немедленно выстрелил в Григорьева, который в свою очередь приподнял голову в знак того, что невредим. Было занятно наблюдать с бастионов за двумя линиями застрельщиков, отмеченными маленькими облаками белого дыма; в то время как они лежали и вели перестрелку; практически ежедневно случалось нечто забавное».
ФРАНЦУЗЫ
Их энтузиазм все еще оставался большим, чем у англичан. Последние по привычке все делали не спеша и в глубине души надеялись, что скоро этот спектакль закончится, а над Севастополем поднимется белый флаг.
Одну из первых траншей французы заложили под покровом ночи у хутора Рудольфа примерно в 960 м. от 5-го бастиона. Ее длина составила ок. 420 м. Закладка была спланирована, как полнокровная военная операция. 1060 солдат привлекались к земляным работам, на прикрытие бросили все роты 2-го полка зуавов. Русские на работы не отреагировали и попыток сорвать их не предпринимали.
Клер и Монтодон объясняют это плохой погодой и ночными условиями,
наделе, думаю, противодействие пока не входило в планы русских. Для них важнее было строить свои батареи.
Французы, как солдаты, так и офицеры большую часть времени проводили в траншеях. В первое время условия их жизни не сильно отличались от быта солдат, с которыми командиры Наполеона III привыкли делить все горести и маленькие радости походной жизни. Англичан удивляло, что у них не было даже денщиков, а отрыв солдата от боевой работы считался дурным тоном, а если и требовался, то офицер должен был оплатить использование труда нижнего чина в личных целях из собственного кармана.
Деятельность французской армии напоминала хорошо организованный муравейник. Примерно так Монтодон описывает происходящее: «Ежедневно вооруженные отряды отправляются охранять выгрузку снаряжения, эскортировать повозки, нагруженные припасами, фургоны, артиллерийские и инженерные подводы; кроме того, солдаты без ранцев переносят на своих спинах мешки с землей и даже порою — снаряды».
Эти дни стали взлетом недолгой военный карьеры Канробера, как главнокомандующего. Французский солдат традиционно оценивал своих командиров не по способности управлять маневрированием войск, а по их способности внушать подчиненным веру в победу. Именно это качество плюс забота о личном составе, высоко поставили Канробера (а позднее и Мак-Магона) в мнении собственных войск.
