После этого попадания пошли непрерывной чередой. О действенности огня русских пушек говорит случай, когда одно из удачно выпущенных ядер пробило борт корабля. На этом оно не успокоилось и, пробив пару переборок, влетело в кубрик, где корабельный хирург доктор Мейсон оказывал первую помощь раненому лейтенанту. Снаряд, разметав все, что попадалось ему на пути, ударил в медицинский стол точно между офицером и врачом, разбросав их в разные стороны. Мейсон получил тяжелое ранение осколком в руку и уже не смог оказывать помощь пострадавшим. Его обязанности в сражении продолжал выполнять помощник корабельного казначея, помогавший врачу по боевому расписанию и который был ранен тем же осколком, что и хирург.
Русская смертоносная «гостья» оказалась не последней. Вскоре еще три бомбы влетели в кубрики. Несколько попаданий пришлись в район ватерлинии, создав угрозу заполнения внутренних помещений корабля забортной водой.
Два пожара возникли один за другим.
Ответный огонь английских пушек был малоэффективен: русская батарея возвышалась почти на 100 ярдов над уровнем моря и «сбить» ее орудия было трудно.
В результате ожесточенного боя, многократно уступавшие численно русские орудия нанесли настолько серьезные повреждения, что верный буксировщик «Файербенд» (хотя и имел раненого командира, кептена Стюарта) едва дотащил его до Качи.
Выходя из боя, корабль все еще имел на борту несколько мелких пожаров.
Можно догадаться, какую радость у русских артиллеристов вызвал вид дымящегося линейного корабля, уносящего ноги и то, не своим ходом, да еще и раньше, чем закончился бой.
Повреждения «Альбиона», как и «Аретузы», оказались несовместимыми с возможностью продолжения их службы в составе Королевского военно-морского флота.
HMS “BELLEROPHON”
Кавалерист Уолкер, добровольно оказавшийся на палубе этого линейного корабля в должности адъютанта командира кептена Джорджа Полетта, имел массу возможностей в течение одного дня пожалеть о своем воинственном порыве. В 14 часов они оказались перед объектом атаки — Константиновским фортом. Кептен Полетт четко видел цель — западный фас батареи. Вскоре все было готово к бою. Юный Уолкер предусмотрительно заткнул уши ватой.
Опытный морской командир Полетт точно поставил корабль на место открытия огня. Его позиция позволяла эффективно поражать форт с фланга, одновременно минимизируя результативность ответного огня.
В 14.30 огонь был открыт. Было не видно, насколько точно стреляли корабельные пушки, но уже в ближайшие минуты русские снаряды начали с пугающей точностью разрушать рангоут корабля. Вскоре вспыхнул первый пожар, который удалось погасить за 10 минут.
Затем последовал приказ с флагмана всем кораблям отряда сократить дистанцию и приблизиться к объектам атаки. Едва «Циклоп» вытолкал «Беллерофон» на 100 м. ближе к обстреливаемой им батарее, как русские превратили его верхнюю палубу в кучу хлама. Как и для всей английской эскадры, было счастьем, что береговые артиллеристы вели огонь с высоким прицелом, стараясь, по принятым во времена парусного флота правилам, лишить корабль хода, сбив рангоут и уничтожить артиллерию верхней палубы, где ее, как мы знаем, почти не было.
«Беллерофон» горел трижды. Было снесено рулевое колесо вместе с рулевым квартирмейстером. Когда Лайонс кинулся в атаку на «Агамемноне», Полетт не колеблясь, пытался поддержать своего начальника и неосмотрительно сделал то, что не стал делать предусмотрительный командир «Санспарейла» — приблизился к Константиновской батарее. Русские пушки остудили его благородный порыв. Буксировочные тросы перебило, и «верный» буксировщик «Циклоп» исчез в клубах дыма. До конца сражения его никто больше не видел. Линейный корабль потерял управление и дрейфовал прямо под выстрелы. Чтобы вытащить его из огня, пришлось подавать сигнал на «Спитфайр», выполнявший в сражении роль «скорой помощи».
Уолкера потряс вид Константиновского форта, который, будучи осыпаем снарядами, отвечал англичанам огнем из тех орудий, которые еще могли его вести. После окончания военных действий американский майор Делафилд, обследовавший береговые батареи Севастополя отметил их сильную сторону: прекрасный местный строительный материал. В результате кладка казематов оказалась сильнее корабельных батарей. Американец утверждал, что Нельсон один смог бы справиться с Тулоном, но трем союзным адмиралам (Дандасу, Лайонсу и Непиру) оказались не под силу Севастополь и Кронштадт.
В феврале 1855 г. австралийская газета “The Moreton Bay Courier” опубликовала письмо английского офицера, бывшего в сражении 5(17) октября на HMS “Bellerophon”:
«Мы получили приказ нашего начальника снять верхние части мачт и убрать с них все паруса. С нами был буксировщик “Циклоп”, шедший у борта. Французы и турки задержали нас на несколько часов, хотя мы были готовы. В час дня мы начали действовать бортовыми орудиями. Французы и турки стали на якорь у южного форта, но они даже наполовину не приблизились до нужной дистанции. Это было великолепное зрелище, когда мы подошли к фортам и открыли огонь. Я смотрел через орудийный порт на форт Оса, когда раздался сильный взрыв и осколки пронеслись в 10 ярдах от нас. Мы бросили якорь в 1200 ярдах от форта Константин. Едва мы начали стрельбу, как адмирал Лайонс прислал своего флаг-лейтенанта к лорду Джорджу с приказом поддержать его атаку против фортов. Мы немедленно двинулись вперед и вскоре стали точно против форта Оса, батареи которого находились на вершине холма в 1100 ярдах от нас. Вскоре мы заставили замолчать форт и перенесли огонь на батарею южнее его, которая тоже крепко получила свое. На “Агамемноне” подняли сигнал: “Молодцы, ‘Беллерофон’!“, но вскоре он отошел от нас. Мы остались одни против нескольких фортов, осыпавших нас градом снарядов. Могу сказать, что было очень жарко.
Королева Виктория на спуске линейного корабля «Трафальгар». 1841 г.
Вскоре снаряд ударил рядом с орудием на нашей батарее и сразу начался пожар. Мы были вынуждены прекратить стрельбу и заняться его тушением. Из-за дыма никто не заметил, что оборвались тросы буксировщика и стало казаться, что мы дрейфуем кормой на мелководье в сторону форта. Сэр Джордж дал сигнал на «Спитфайр», который вытащил нас. Мы были последним кораблем, вернувшимся из боя в 7 часов.
Два русских снаряда разорвались на верхней палубе. В результате был убит младший Форстер, Вы, не сомневаюсь, помните его. Он стоял у кормы по левому борту, и взрыв произошел рядом с ним. Он стал черным, как уголь. Часть его черепа раскололась, он имел тяжелые раны на лице и умер через 24 часа, находясь в сознании. Мы имели 5 человек убитыми и 16 ранеными… “Альбион” пострадал гораздо тяжелее и едва уцелел в сражении. Его отправили в Константинополь на доковый ремонт. У них был убит лейтенант, еще три офицера ранены и 10 матросов убиты. Мы были четвертыми из наиболее пострадавших кораблей. “Британия”, “Трафальгар”, “Куинн”, “Террибль“ и “Родней” едва ли так пострадали. Наши борта пробиты, у нас выведено из строя орудие на нижней палубе, разрушены два орудийных порта, топ-мачта пробита насквозь… Полная потеря английского флота составляет 45 убитых и 256 раненых. Я не знаю точные потери французов. У турок только несколько раненых. Форт Константин серьезно поврежден. Я видел трещины в его стенах. Скорее всего, мы будем атаковать его еще раз, надеюсь, все обойдется без потерь. Бедный Форстер был похоронен во вторник. Я присутствовал на его похоронах…».
