Внутренним взором он все еще видел обвалы и смерч. Совсем недавно Кэддерли открыл в себе великую магию, но эта демонстрация мощи выходила далеко за пределы его возможностей, да и за пределы воображения тоже!
Молодой жрец, желая побыстрее прийти к решению, закрыл глаза и вздохнул.
– Я не предполагал, что будет так тяжело, – признал он.
– Даже дракон, – вставила Даника. – Я все еще не могу поверить…
Голос девушки сорвался.
– Я знал, что общение со стариком Файреном мне дорого обойдется, – согласился Кэддерли.
– Нам нужно было идти туда?
В мягком тоне Даники не осталось и следа раздражения.
Кэддерли кивнул:
– С уничтожением Геаруфу мир стал лучше – и с гибелью Файрентеннимара тоже, хотя на это я даже не рассчитывал. Из всего, что я совершил в своей жизни, уничтожение Геаруфу, быть может, самое важное.
Лукавая улыбка коснулась губ Даники, когда она уловила блеск радости в едва приоткрытых серых глазах Кэддерли.
– Но не самое важное из того, что ты намерен сделать, – притворно робко заметила воительница.
Глаза Кэддерли расширились, и он взглянул на Данику с искренним восхищением. Как хорошо она его знает! Он только что думал о следующих свершениях, методично составляя в голове список предстоящих деяний, и о многочисленных требованиях, которые накладывают на него его особые отношения с Дениром. Даника увидела это, она посмотрела в его глаза и точно уловила основной ход мыслей любимого.
– Я вижу путь, – признался он ей сиплым, но твердым голосом человека, принявшего решение. – Опасный и трудный путь, в этом я не сомневаюсь. – Кэддерли иронически хмыкнул, и Даника, не понимая, вопросительно взглянула на него. – Даже после того, чему мы стали свидетелями совсем недавно, я испугался, что самые большие помехи в будущем мне создадут друзья, – объяснил он.
Даника напряглась и отодвинулась.
– Не ты, – быстро заверил ее Кэддерли. – Я предвижу перемены в Библиотеке Назиданий, радикальные перемены, которые не встретят поддержки тех, кому есть что терять.
– Декан Тобикус?
Кэддерли мрачно кивнул.
– И наставники, – добавил он. – Иерархия ордена отошла от духа Денира, стала чем-то незыблемым, вечным, а ложные традиции и груды бесполезных бумаг только упрочили ее. – Он снова хмыкнул, но в голосе его прозвучали грустные нотки. – Ты хоть понимаешь, что я сделал с Тобикусом, чтобы он позволил нам отправиться сюда? – спросил юноша.
– Ты обманул его.
– Я его подавил, – поправил Кэддерли. – Я вторгся в его разум и подчинил его волю. Я вполне мог убить его этой попыткой, а последствия вторжения останутся с ним на всю его жизнь.
Замешательство на лице Даники быстро сменилось ужасом.
– Гипноз?
– Это куда сильнее гипноза, – ответил Кэддерли, и голос его был серьезен. – Гипнозом я мог бы убедить Тобикуса передумать. – Кэддерли отвел глаза, – кажется, он стыдился. – Я не убеждал Тобикуса. Я вызвал перемену против его воли, а потом вошел в его разум еще раз и переделал память так, чтобы не возникло последствий, когда… если мы вернемся в Библиотеку.
Миндалевидные глаза Даники округлились от потрясения. Она знала, что Кэддерли чувствовал себя неуютно от того, что сделал с Тобикусом, но предполагала, что ее любимый наложил на декана какие-то чары. То, о чем Кэддерли говорил сейчас, казалось куда хуже колдовства, хотя и имело похожий результат.
– Я сжал его волю в кулаке и раздавил ее, – продолжил юноша, – Я похитил самую его сущность. Если Тобикус вспомнит о том, что произошло, то его гордость никогда, никогда не оправится от шока.
– Тогда почему ты это сделал? – тихо спросила Даника.
– Потому что мой путь определили силы куда более могущественные, чем мои, – ответил молодой жрец. – И чем силы Тобикуса тоже.
– Сколько тиранов уже утверждали то же самое? – спросила Даника, стараясь, чтобы в ее словах не прозвучал сарказм.
Кэддерли беспомощно улыбнулся.
– Да, я боялся, – ответил он. – Но все же я знал, что должен это сделать. Геаруфу необходимо было уничтожить – этот злобный артефакт приносил одни лишь несчастья, – и война с Замком Тринити, если бы она началась, превратилась бы в пародию, которой нельзя допустить, какая бы из сторон ни победила. – У меня до сих пор остался мерзкий привкус во рту от того, как я поступил с Тобикусом, – признался Кэддерли. – Но я бы сделал это снова, и сделаю, если мои опасения оправдаются.
Он помолчал минуту, размышляя обо всех несправедливостях и нарушениях в Библиотеке Назиданий, о тех отступлениях от пути Денира, которым был свидетелем, ища подходящий пример, который смог бы убедить Данику.
– Если у молодого клирика в Библиотеке появилось вдохновение, – сказал он наконец, – понимаешь, священное вдохновение веры, он не может ничего сделать, не получив сперва одобрения декана и дозволения оторваться от бессмысленных повседневных обязанностей.
– Тобикус должен присматривать… – начала возражать Даника с присущей ей прагматичностью.
– Этот процесс зачастую длится год, – перебил ее Кэддерли, больше не интересуясь логическими доводами, оправдывающими курс, который он в сердце своем полагал неверным. Кэддерли всю свою жизнь выслушивал подобные аргументы от наставника Эйвери, и они взрастили в нем безразличие, разбухшее настолько, что юноша едва не покинул орден Денира. – Ты видела, как работает Тобикус, – твердо закончил он. – Годы уходят впустую, а с ними и истории, которые юный клирик хотел записать, или картины, которые он хотел создать. Да, они могут еще возникнуть, но чувство, дух, то божественное, что могло бы направлять его руку, уже давным-давно улетучилось.
– Ты говоришь о себе, – заметила Даника.
– Да, – ответил Кэддерли, не колеблясь. – И я знаю, что многое из того, на чем я вырос, многое из того, что необходимо изменить, я не хочу менять, потому что боюсь. – Он прижал палец к губам Даники, останавливая неминуемый вопрос. – Тебя среди этого нет, – заверил он ее и замолчал, а все в мире, даже храп дворфов, казалось, затихло в ожидании. – Но я верю, что наши отношения должны измениться, – продолжил Кэддерли. – То, что началось в Кэррадуне, должно вырасти – или умереть.
Даника сжала его запястье и оторвала руку юноши от своего лица, глядя на любимого не мигая, не уверенная, что скажет сейчас этот удивительный молодой человек.
– Выходи за меня, – неожиданно предложил Кэддерли. – Официально.
Теперь Даника не просто моргнула, она зажмурилась, слыша, как эхо за секунду успело тысячу раз повторить эти слова. Как долго девушка ждала этого мгновения, как желала, чтобы оно пришло, и в то же время как боялась. Ибо, хотя она и любила Кэддерли всем сердцем, быть женой в Фаэруне подразумевало почти рабскую покорность. А Даника, гордая и талантливая, не собиралась подчиняться – никому.
