Таким образом, разграничить последствия войны и революции все же в какой-то степени возможно, даже довольствуясь столь неполноценными источниками. «На первый взгляд, — пишет Хауман, — бросается в глаза резкий спад производства в 1917 г… Однако видно и то, что этот спад произошел уже в 1916 г.; в момент высшего напряжения в важных для войны отраслях, в частности в металлообработке, — темп роста замедлился. Детальный анализ, далее, показывает, что не позднее 1916 г. резервы роста иссякли и ускорялся развал производства»
. Таким образом, неверно было бы считать, что «революция и борьба рабочих за повышение заработной платы создали экономический кризис в стране, подорвали развитие промышленности. Наоборот, Февральская революция 1917 г. была ускорена экономическим кризисом». Этот вывод Сидорова
может показаться сформулированным по-советски ортодоксально-догматически, но по сути он не может быть аргументированно оспорен. Экономика не «демонстрировала многие признаки подъема» (Никонов), а шло, наоборот, «разрушение материальных ценностей», «истощение производительных сил» из-за роста специальных военных производств
. «Видимость общего подъема» создавалась именно за счет форсированного изготовления предметов вооружения
.
[14]
Если, не удовлетворясь «видимостью», перейти к сути, то «эпоха подъема» для экономиста и статистика отличается тем, что в это время происходит рост производства средств производства, идет накопление капиталов и усиливается строительство. Так считал Л.Б. Кафенгауз и пояснял важное различие между средствами производства и орудиями разрушения: «Однако вряд ли кто-либо решится включить в последнюю группу явлений», то есть в производство средств производства, изготовление «пушек, снарядов и взрывчатых веществ, уничтоженных во время войны», в 1914–1918 гг. Как писал Кафенгауз, в условиях войны заявила о себе «диспропорция в развитии военной и прочей тяжелой промышленности», эта диспропорция «неизбежно должна была повлечь за собой общее сокращение всей тяжелой промышленности». Хотя падение производства в 1917 г. было обострено революционными событиями, «тем не менее и вне этого фактора производство неизбежно должно было сократиться под влиянием недостатка сырья, полуфабрикатов, разных материалов и под влиянием расстройства заводского хозяйства. Горы пушек, снарядов и взрывчатых веществ не могут затмить тех разрушительных процессов, которые, несмотря на все усилия, систематически сокращали производительные силы»
.
В свое время П.П. Маслову тоже представлялось, что даже «самый ярый защитник» денежной оценки результатов хозяйственной деятельности едва ли «станет утверждать, что народное хозяйство обогатилось от уничтожения товаров, хотя, несомненно, их денежная ценность повысилась». Тем не менее и во времена Маслова идея, выдвигаемая Харрисоиом и Маркевичем и другими, получала выражение в милитаристской пропаганде: война «породила поистине чудовищные теоретические построения», возмущался Н.И. Бухарин. Из факта «процветания» военной индустрии, повышения курса акций металлургических, химических и пр. заводов делают «вывод о благотворном влиянии войны на народнохозяйственную жизнь». «И сейчас находится много экономистов, — продолжал Маслов, — которые верят, что страна обогащается не только от роста производства предметов вооружения, но даже от ведения войны». Но «реальное накопление не может получиться из процесса разрушения». Затраты на военное снаряжение являются «расхищением национального дохода и капитала»
. Это «не что иное, как уничтожение сбережений страны и ее капиталов» — работа «не ради увеличения благосостояния страны, а ради уменьшения его», со знанием дела подтверждал директор Волжско-Камского банка и крупнейшего международного артиллерийского комбината
.
Примирить противоположные точки зрения попытались авторы историко-правового исследования «Военный бюджет России». Они полагают, с одной стороны, что «мнение о “безвозвратности” военных расходов не подтверждается», поскольку вооруженные силы являются источником средств к существованию целого слоя населения, крупнейшим государственным заказчиком и т. д. С другой стороны, оказывается все же, что военные расходы, «имея непроизводительный характер, поглощают существенную часть национального богатства, на их покрытие уходят колоссальные финансовые ресурсы»
. Из этого вытекает, что военные расходы едва ли могут являться одновременно «источником» каких бы то ни было средств.
Ход изучения проблемы в прошлом — в сопоставлении с состоянием текущей практики — подсказывает определенный общий вывод. На первый взгляд, те идеи, которые выдвинули в свое время Шацилло, Яхимович, Миллер, могут казаться то ли отвлеченно гуманистическими, то ли пацифистскими или анархистскими, или вообще удаленными в некое метафизическое пространство. Но по сути, стремление к объективному рассмотрению такого идеологически чувствительного предмета, как военно-промышленная политика, как раз и обязывает последовательно держаться, несмотря на возражения Н.А. Бердяева и П.Б. Струве, точки зрения «отвлеченной справедливости» или «противогосударственного отщепенства». Без этого условия государственнические, великодержавные, национальные пристрастия слишком легко извратят «начала рационального и эмпирического», отвечающие общенаучным требованиям (Струве) исторического подхода.
Ввиду важности количественных характеристик для освещения истории русской военной промышленности, трудно переоценить значение совершенствования исчислений — с учетом реальных, ограниченных возможностей наших источников. Здесь в настоящее время выступает на первый план необходимость уточнений в связи с тем пересмотром характера социальных отношений, который был предложен «новым направлением» с его теорией многоукладности. Распространенные в литературе оценки вместе с рядами цифр, положенными в основание, теряют смысл, когда не принимается во внимание качественная разнородность объектов изучения
[15]. Нельзя, чтобы за грудами цифр исчезали экономические типы явлений
. Для оценки состояния военной промышленности как особого сектора производства, подытоживающего экономический потенциал империи, для понимания количественных соотношений может оказаться целесообразным предварительный сдвиг исследовательских усилий как раз в сторону сравнительного изучения качественных характеристик и критической оценки источников.