— Чего вы не поняли?
— Что вы пошли с этим мужчиной. Сколько раз вы поступали подобным образом?
— Я не знаю.
— А с каких пор?
— Приблизительно уже два года.
Он смотрел на ее профиль и думал о самых разных вещах: о четырехстах рублях, которые она зарабатывала, о трапезе, состоящей из черного хлеба и чая, о железной кровати в комнате ее брата, о ее невестке и о воде, за которой она каждое утро, как и сам Адил-бей, выходила на лестничную клетку…
И между тем ее платье было отлично сшито, а выражение ее лица оставалось уверенным и спокойным!
Все как на прошлой неделе: в ближайшие часы следовало ждать грозу. У неба больше не было цвета. Теплый туман окутывал город, и легкие вдыхали слишком густой воздух.
— Что с вами, Адил-бей?
Мужчина сорвал пристегивающийся воротничок и галстук и теперь стоял, такой нелепый, прямо посреди кабинета.
— Вам необходимо сесть.
А вот этого он делать точно не хотел, потому что турок до сих пор не отказался от идеи обнять ее. Время от времени он решительно приближался к секретарше, но затем отступал.
Зазвонил телефон. Соня послушала, а затем просто протянула трубку Адил-бею.
— Нет… Нет… — бурчал консул в аппарат. — Это невозможно… Я плохо себя чувствую… Нет, я не могу никого видеть!.. Я вам говорю: нет, я хочу остаться один, забиться в угол, как больной пес… До свидания…
Это была Неджла!
— Вы действительно плохо себя чувствуете? — бесстрастно поинтересовалась Соня.
— Я уже ничего не знаю.
Он явно не чувствовал себя хорошо. Он страдал от жары. Он не хотел есть, однако у него в желудке начались рези.
— Знаете, что вам следует сделать? Пойти на пляж и искупаться. А затем неспешно прогуляться до ботанического сада, которого вы еще не видели и который, по словам иностранцев, является одним из самых красивых парков мира. Даже если вы пойдете кратчайшим путем, вам придется преодолеть не менее шести километров.
— И что потом?
— После этого вы сильно устанете и будете крепко спать.
— Вы сами, вы уже следовали этой программе?
— Да.
— И вы гуляли совсем одна?
— Почему бы и нет?
Он бы дал ей пощечину. Сама идея — пройти в одиночестве двенадцать километров по палящему солнцу, и все для того, чтобы посетить ботанический сад!..
— Разумеется, вы откажетесь меня сопровождать?
— Да, я буду обязана отказаться.
— Потому что это грозило бы вам неприятностями?
— Это не совсем так.
— В конечном итоге мы возвращаемся к тому, с чего начали! Все из-за того, что я иностранец! Вы бы вызвали подозрение! О! Я начинаю понимать! Там, в баре, я видел женщин, которые могли себе позволить уйти вместе с моряками. Но я также знаю, что они работают на ГПУ Признайте очевидное!
— А почему бы и нет? Иногда им приходится отвечать на вопросы милиции.
— И вам тоже?
— Я этого не говорила.
— Но вы не осмелитесь утверждать обратное! Этой ночью убили человека, всего в пятидесяти метрах от меня.
Соня с любопытством посмотрела на собеседника.
— Тот, кто стрелял, носил зеленую фуражку.
— А что, у вас полиция никогда не стреляет?
— Может быть, и стреляет. Но существует огромная разница: у нас очевидцы происшествия реагируют, пытаются выяснить, что произошло. Вчера же присутствующие даже с места не сдвинулись.
— Их это нисколько не интересовало.
На лице девушки промелькнула тень улыбки, быть может, только в ее ясных глазах, но она появилась. И, по крайней мере, это немного смягчило обезоруживающую простоту ответа.
— Соня…
— Вы сегодня уже в третий раз произносите мое имя, но не продолжаете фразу.
— Вы хотели бы, чтобы я продолжил?
— Нет.
И он тоже улыбнулся. Впервые напряжение несколько ослабло. Вдруг у Адил-бея появилось ощущение, что они не так далеки, как ему это казалось.
Раздался шум закрываемых ставней. Запасы кооператива были исчерпаны, и Адил-бей увидел, как приблизительно сорок человек побрели прочь с пустыми сетками. Так случалось каждый день.
— Я забыла поговорить с вами о стирке вашего белья, — произнесла девушка, вставая.
Окно напротив открылось. Колин пришел домой первым, его зеленая фуражка уже устроилась на вешалке. Он зажег сигарету, вернулся в полумрак комнаты, разобрал пакеты с едой, которые разложил на столе. Он даже взгляда не бросил в сторону окон консульства.
— Этим утром вы его видели? — спросил Адил-бей.
— Конечно.
— И он вам ничего не сказал?
— А что он должен был сказать? По поводу белья: вам просто надо отдать его мне, и я отнесу его в прачечную вместе с нашим. Сегодня как раз день стирки. Где оно?
Дверь между комнатой и спальней осталась открытой. Постель была разобрана, а пижама Адил-бея валялась на полу. Секретарша подобрала ее.
— В этом шкафу?
— Да… Соня… Я хотел бы задать вам один вопрос…
— Опять по поводу этой ночи? Я вас не понимаю. Вы придаете значение вещам, которые того не стоят, это просто нелепо.
— Это не касается того молодого человека.
— Тогда кого это касается?
— Меня… Если я попрошу вас…
Он говорил очень тихо, потому что все окна были открыты, и консулу казалось, что их могут услышать в доме напротив. Соня держала в руке охапку белья. Он стоял у нее на пути, загораживая проход. Адил-бей слышал, как вернулась госпожа Колина, как зазвенели тарелки.
— Поспешите, мои родственники уже садятся обедать.
Это был конец. Она уходила. Еще несколько секунд, и будет чересчур поздно.
— Если я попрошу вас, однажды вечером…
Она не позволила ему закончить.
— Это было бы слишком сложно! — вздохнула секретарша и направились к двери.
Она не сказала «нет». Не рассердилась. Не начала смеяться. Между окнами спальни и первым окном кабинета тянулся отрезок глухой стены. Соня догадалась, почему Адил-бей все время оставался именно в этой точке пространства, там, где она должна была пройти, и там, где их не могли увидеть из дома напротив. Но она не отступила.
— Соня!
Он обнял девушку, настолько взволнованный, что даже не решился ее сразу же поцеловать. Он обнимал ее за плечи. Они казались такими худенькими. Ее тело не отличалось плотностью. Он наклонился к ее шее, потерся щекой о нежную кожу, приподнял тонкие светлые волосы и удивился, почувствовав, как она поддается его напору.
