Никто не кричал. Никто ничего не говорил. Лишь музыка нарушала гробовую тишину улицы.
Когда процессия прошла, толпа всколыхнулась. Самые любопытные устремились в том же направлении. Издалека Адил-бей заметил эстраду, обтянутую красным бархатом, но его вновь оттеснили, и турок оказался на берегу моря.
Среди иностранных сухогрузов на рейде красовались пять военных кораблей. На блестящей глади воды жужжали сторожевые катера. Молодые люди заканчивали украшать фасад Дома профсоюзов и клуба электрическими лампочками, складывающимися в гигантские буквы.
Адил-бей подскочил, услышав в метре от себя резкий звук клаксона.
Он даже отпрыгнул в сторону, в то время как Джон, сидящий за рулем только что остановившегося автомобиля, заметив испуг консула, разразился идиотским смехом.
— Как дела?
Американец был небрежно одет, его лицо раскраснелось.
— Вы идете в эту сторону? Садитесь…
Он уже открыл дверь, и Адил-бей не осмелился отказаться.
— Вы не приглашены на банкет? Этим вечером они дают праздничный ужин с балом, и все в честь офицеров флота.
Никогда нельзя было понять, шутит ли Джон или говорит серьезно.
— Для начала они одного расстреляли!
— Кого одного?
— Одного типа! Все это происходит прямо рядом с моим домом, во дворе казармы ГПУ Его привезли около двух часов. Он казался совершенно обалдевшим. Его поставили к стене и всадили в тело несколько пуль. Кажется, он был горцем, помогавшим незаконно пересекать границу всем желающим…
Они подъехали к нефтеперерабатывающему заводу.
— Где вы хотите, чтобы я вас высадил?
— Здесь.
Адил-бей стал мертвенно-бледным. На мгновение он в нерешительности застыл у подножки машины.
— У него были усы? — с трудом выдавил из себя консул.
— Великолепные черные усы, какие носят все крестьяне.
— Благодарю вас.
— Как там Неджла?
Но Адил-бей больше не слушал собеседника. Он шел быстрым шагом по самому солнцепеку, а в голове у него шумело, как будто вокруг кружилось целое облако мух. Его вновь остановил заградительный патруль, но, немного попетляв, Адил-бей оказался перед зданием, где он обычно встречался с главой управления по делам иностранцев. Входная дверь оказалась открытой. Все внутренние двери тоже. Меж тем он тщетно бродил по коридорам, звал, заглянул в десять или двенадцать кабинетов: консул никого не нашел.
Когда он вновь очутился на улице, торжественная часть праздника уже закончилась, толпа хлынула в разные стороны, и на этот раз в ее ряды влились сотни моряков, разгуливающих по трое или четверо; все с бритыми затылками, румяные, эти молодые парни производили впечатление хорошо питающихся людей.
Все они были светловолосыми, высокими, с широкими плечами, немного полноватыми. Парни с Севера, с берегов Балтийского моря, и они улыбались городу, солнцу, красным знаменам и транспарантам.
Это был настоящий праздник! Некоторые из моряков уже прогуливались с девушками в белых платьях и туфлях. Эти барышни работали в порту и на нефтеперерабатывающем заводе.
Адил-бей искал Соню. Он вернулся в консульство, чтобы убедиться, что ее нет дома, но окна Колиных оказались закрытыми.
Тут мужчина принял весьма неожиданное решение и несколькими минутами спустя уже звонил в дверь консульства Италии.
— Передайте, пожалуйста, мою визитную карточку господину Пенделли.
Все собрались на террасе. Слуга попросил гостя подняться, и госпожа Пенделли встретила его лично — сама доброта и сердечность, как будто между ними никогда и не возникало никакого недоразумения. Пенделли по такому случаю даже вылез из кресла, где он сидел, развалившись, облаченный в костюм из кремовой ткани. Сзади раздался жеманный голос:
— А я? Со мной вы не будете здороваться?
Это была Неджла, грызущая печенье.
— Вы слишком долго на нас дулись, — пробормотал Пенделли, но в его голосе не чувствовалось явной иронии.
Терраса была очень светлой. Как и в первый раз, итальянцы подавали чай. Адил-бей заметил, что на балконе рядом с советским стягом соседствует флаг Италии.
— Вы вывешиваете флаги? — удивился турецкий консул.
— Это вынужденная мера. С тех пор, как наше правительство признало Советы! А вы?
— Я не знал. Я пришел, чтобы спросить вас…
— Чашечку чая? Оранжад? — предложила госпожа Пенделли, чьи плечи потемнели от солнечных лучей.
— Спасибо. Кажется, расстреляли одного человека. Он подданный моей страны. А сегодня утром он приходил ко мне в кабинет.
Пенделли прикурил тонкую сигарету и с самым безразличным видом выпустил дым прямо перед носом Адил-бея.
— Что вы хотите знать?
— Прежде всего, правда ли это. Затем…
Пенделли нажал на кнопку звонка. Вошел служащий в роговых очках, и консул заговорил с ним на итальянском языке. Служащий бросил быстрый взгляд на Адил-бея и утвердительно качнул головой.
— Это правда, — сказал консул. — Его арестовали на перроне вокзала, где он ожидал поезд на Тбилиси.
— Присядьте, пожалуйста, — настаивала госпожа Пенделли.
Адил-бей машинально сел. Но он не мог оставаться на одном месте. Ему было необходимо успокоиться. После того как служащий вышел, турок признался, затравленно оглядевшись:
— Этим утром он рассказал мне, что переправляет через границу тех, кто хочет попасть в Турцию.
— Ну и что?
— Он доверил эту тайну только мне, в моем кабинете.
— Вы были одни?
— Да, один. Разумеется, со мной была еще секретарша…
Неджла расхохоталась.
— Сестра начальника приморского отдела ГПУ! — бросила она.
Пенделли пожал плечами.
— Что вы хотите, чтобы я вам сказал?
— За этим человеком могли следить уже давно, вы так не думаете?
— Нет.
— Почему?
— Потому что ему бы никогда не позволили попасть к вам.
— Вы не хотите попробовать пирожное, Адил-бей?
— Нет, мадам. Извините меня. Я впервые…
— Слышите о расстрелянных, — вздохнул Пенделли. — Увы, мой бедный друг, но здесь каждый месяц исчезает по нескольку человек. И вы полагаете, что это кого-нибудь беспокоит? Вот еще! Отец, который видит, как арестовывают сына, и то не позволяет себе спросить: «За что?»
— И что бы вы сделали на моем месте?
— Ничего. Этот человек уже умер, не так ли? Будьте полюбезнее со своей секретаршей и никогда не говорите с ней об этой истории.
