— А если вы будете получать то, что хотите, другим способом?
— И все же я на вас женюсь!
— Вы не тот мужчина, который сможет жить с такой женщиной, как я.
Почему он в своем полусне сразу же подумал о ней, едва взглянув на ребенка на руках у матери? На протяжении многих лет он гнал от себя это воспоминание.
— Вы полагаете, что будете счастливы со мной?
Он ничего не ответил. О счастье не было и речи. Он не смог бы объяснить. Впрочем, все это было слишком смутным и не поддавалось словесному выражению. Важным было лишь то, что он принял решение и держался за него.
— Так это «да»?
— Я дам вам ответ завтра утром.
— Нет. Немедленно!
Через две недели он на ней женился. До этого он не вступал с ней в интимные отношения. Вскоре он запретил ей работать.
Это была мать Бена. Однажды вечером, двадцать месяцев спустя, она ушла, оставив ему ребенка. Он не сердился на нее. В первую ночь в пустом доме он почувствовал лишь досаду, словно потерпел поражение. Он знал, что это означало. Рано или поздно он должен был потерпеть поражение, поскольку корнями это уходило очень далеко, в события, которые он переживал, будучи еще ребенком.
Это никого не касалось. Он не должен был об этом думать. Бен остался с ним, и это главное.
Через много лет, когда Бен превратится в мужчину, они, возможно, смогут об этом поговорить. Дейв скажет сыну правду.
Мысль, что этих многих лет может не быть, что его сыну не дадут возможности превратиться в мужчину, даже не пришла ему в голову. В Индианаполисе он едва не бросился во Дворец правосудия с чемоданом. И только по дороге, в такси он вспомнил, что следовало бы оставить его в гостинице.
— Остановитесь сначала у какой-нибудь гостиницы.
— В центре города?
— Как можно ближе ко Дворцу правосудия.
Теперь, когда Гэллоуэй был почти рядом с сыном, его охватило нервное нетерпение. Он увидел огромную площадь, окруженную каменными зданиями, узнал то, что должно было быть Капитолием, затем, чуть дальше, здание почтового отделения с капителью, которую поддерживали белые колонны.
Шофер опустил флажок перед казавшейся роскошной гостиницей.
— Подождите меня, пожалуйста.
— Дворец правосудия — вон там! — ответил шофер, показывая на одно из зданий.
Он вошел через дверь-турникет вслед за шофером, донесшим его чемодан до стойки регистрации.
— Вы забронировали номер по телефону?
— Нет. Я хочу получить комнату.
Ему протянули несколько карточек. Он написал свое настоящее имя, которое служащий прочел вверх ногами. Возможно, служащий сразу же понял, зачем он приехал, поскольку не стал спрашивать, на сколько дней он хочет остаться.
— Проводи мистера Гэллоуэя в номер 662.
Он не собирался подниматься в комнату, но не осмелился возразить. Но раз уж поднялся, он вымыл руки, освежил лицо и причесался.
Гэллоуэй надеялся, что они не сразу примутся допрашивать Бена, что они дадут ему возможность поспать. Разрешили ли они ему умыться и переодеться?
Когда он шел через холл, несколько человек пристально следили за ним глазами.
Это не произвело на него ни малейшего впечатления. Он не чувствовал никакого смущения.
Было десять часов утра. Во Дворце правосудия адвокаты, судьи, судебные приставы деловито сновали от одной двери к другой, держа в руках папки. Гэллоуэй растерялся и бросился к служащему в форме, стоявшему около двери.
— Не знаете ли, здесь ли Бен Гэллоуэй? — спросил он.
— Кто?
— Бен Гэллоуэй. Тот, кто…
— А! Да.
Мужчина посмотрел на своего собеседника более внимательно. Вероятно, он видел его портрет в газете.
— Его здесь нет, — равнодушно ответил он. — Я знаю, что сегодня утром эти господа спорили в кабинете окружного прокурора. Журналисты уже приходили три или четыре раза. Если хотите знать мое мнение, у вас больше всего шансов найти его в ФБР.
— А где бюро ФБР?
— В федеральном здании, над почтовым отделением. Вы знаете, где находится почта?
— Я видел здание, когда подъезжал сюда.
Люди останавливались, чтобы посмотреть на него. Ему показалось, что один человек хотел подойти к нему, чтобы поговорить, но в последний момент передумал. Тот человек, вероятно, был официальным лицом, возможно, одним из помощников окружного прокурора или адвокатом, собиравшимся предложить ему свои услуги.
Ярко светило солнце. Было тепло. Женщины были одеты в светлые платья, а многие мужчины уже носили соломенные шляпы. Гэллоуэй шел быстро. Через несколько минут он все узнает, возможно, встретится с Беном.
Федеральное здание было светлым, с широкими коридорами, вымощенными мраморными плитками, с дверями из красного дерева. На каждой двери висела медная табличка с цифрами. Гэллоуэй постучал в ту, которую ему указали. Ему крикнули, что он может войти. Женщина среднего возраста с седыми волосами на мгновение перестала печатать на машинке.
— Что вам угодно?
— Я хочу видеть моего сына. Я Дейв Гэллоуэй, отец Бена.
Он произнес вовсе не ту фразу, которую приготовил. Он нашел более короткую и смотрел то налево, на приоткрытую дверь, то направо, на дверь, которая была закрыта.
— Присаживайтесь.
— Вы можете мне сказать, здесь ли мой сын?
Ничего не ответив, женщина сняла телефонную трубку и сказала:
— В приемной находится мистер Дейв Гэллоуэй.
Она выслушала ответ, разбивая фразы своего собеседника словами:
— Да… Да… Хорошо… Я поняла…
Он машинально послушался ее, когда она предложила ему сесть, но вскоре уже стоял на ногах.
— Я увижу сына? — спросил он.
— Сейчас инспектор занят. Он встретится с вами через несколько минут.
— Вы что, не имеете права сообщить мне, здесь ли мой сын? Да или нет?
Смутившись, она пробормотала, вновь принимаясь печатать на машинке:
— Я не получила указаний.
Опущенные венецианские шторы пропускали одинаковые солнечные полоски, которые отражались на стенах и на потолке. Почти бесшумно крутился вентилятор.
Смирившись с необходимостью ждать, он сел, положил шляпу на колени и стал следить за кареткой машинки, потом за секундными стрелками на электрических часах, вставленных в одну из перегородок.
Из левой двери вышел довольно молодой человек, державший в руках бумаги. Он взглянул на Гэллоуэя, нахмурил брови, вновь посмотрел на него, на этот раз более внимательно, одновременно выдвигая металлические ящики картотеки. После того как он нашел то, что искал, и сделал пометки на документе, он наклонился к секретарю и тихо заговорил с ней.
