Даника открыла глаза. Она лежала на кровати, в той же самой комнате, что и прежде, но теперь ее кисти и щиколотки были крепко привязаны к четырем крепким столбам, поддерживающим балдахин. Пульсирующая жгучая боль в раненой ноге не утихла, и воительница с ужасом подумала, что веревки разрежут ей кожу и отсекут уже надломленную лодыжку.
Но хуже всего был Руфо, склонившийся над ней; его бледное лицо смягчилось заботой.
– Моя дорогая Даника, – прошептал он.
Вампир подвинулся ближе, пытаясь, сгладив резкие черты, казаться нежным.
На этот раз Даника не плюнула в него; символические, но бесполезные протесты больше ее не волновали – она была выше этого.
Однако Руфо заметил ее отвращение.
– Ты не веришь, что я могу любить? – тихо спросил он, и подергивание его щеки сказало Данике, что он изо всех сил старается сохранять спокойствие.
И снова Даника не ответила.
– Я полюбил тебя с тех пор, как впервые увидел в Библиотеке, – драматически продолжил Руфо. – Я наблюдал за тобой издалека, наслаждаясь простой грацией каждого твоего движения.
Даника не отрывала от него холодного и твердого как сталь немигающего взгляда.
– Но я не красавец, – исповедовался Руфо. – Я никогда им и не был, так что Кэддерли, – яд злобы булькнул в голосе вампира при упоминании ненавистного имени, – а не я привлек внимание твоих прекраснейших глаз.
Самобичевание всегда внушает жалость, но Даника совершенно не чувствовала симпатии к Руфо.
– Красавец? – спросила она. – Ты все еще не осознал, какая это мелочь – красота.
Сбитый с толку Руфо отодвинулся. Даника покачала головой.
– Ты бы все еще любил Хистру, если бы она осталась красоткой, – сказала девушка. – Но ты никогда не был способен увидеть то, что под кожей. Тебя не заботило, что таится в чьем-нибудь сердце или душе, поскольку у тебя они пусты.
– Следи за своими словами, – предупредил Руфо.
– Они ранят тебя, потому что в них правда.
– Нет!
– Да! – Даника приподняла голову, насколько позволили ее оковы, и сияние в глазах девушки заставило Руфо попятиться еще дальше. – Я люблю не улыбку Кэддерли, а источник этой улыбки, теплоту его сердца и искренность его души. Несчастный Руфо, мне тебя жаль. Жаль, что ты никогда не понимал разницы между любовью и самолюбием.
– Ты ошибаешься! – резко возразил вампир.
Даника не моргнула, но соскользнула обратно на матрас, когда Руфо навис над ней. Она втянула голову в плечи и даже заскулила тихонько, когда вампир продолжил приближаться, думая, что он намерен взять ее силой. Мастерство и сила Даники ничем тут не помогли бы, а принять подобное она не могла.
Однако девушка все же затронула слабое место в сердце вампира.
– Ты ошибаешься, – тихо повторил он снова. – Я люблю.
Словно подчеркивая свое утверждение, Руфо мягко погладил Данику по щеке, под подбородком, провел пальцем по шее. Даника ежилась, пытаясь свернуться, но веревки держали крепко, а она слишком ослабла от потери крови.
– Я люблю, – сказал он снова. – Отдохни, моя сладкая. Я вернусь, когда тебе станет лучше, и подарю тебе наслаждение, любовь моя.
Даника вздохнула с настоящим облегчением, когда Руфо попятился, взглянул на нее в последний раз и выскользнул из комнаты. Она знала, что облегчение временно. Девушка вновь попробовала справиться с путами и, не добившись успеха, подняла голову, чтобы оценить свои раны.
Она даже не чувствовала ремня, держащего ее сломанную ногу, только жуткую боль. Молодая женщина увидела, что лодыжка и икра распухли, а кожа там, где ее не заляпала высохшая кровь, не по-хорошему обесцветилась. Вдобавок к слабости от потери крови Даника ощущала поселившуюся внутри нее инфекцию и знала, что пока не в состоянии освободиться от веревок. Но даже если бы она и смогла, ее изломанное тело слишком ослаблено, чтобы выбраться из Библиотеки.
Даника лежала, придавленная чувством беспомощности, куда большим, чем ей когда-либо приходилось испытывать. Сквозь крошечную щель между досками, закрывающими маленькое, выходящее на запад окошко, девушка видела, что солнце уже перевалило гребень нового дня и начало свое путешествие к горизонту. Даника знала, что ночью Руфо вернется.
А защиты у нее не будет.
Здание Библиотеки Назиданий, квадратное, приземистое, проглядывающее среди плавных линий окружающей местности, показалось уже много позже полудня.
Первый же взгляд издалека сказал Кэддерли, что что-то там не так. Его инстинкты, а может, слабое предупреждение песни Чонтиклира, взывали к нему, но юноша не понимал скрытого смысла предостережений. Он решил, что его собственные чувства к Библиотеке внушили ему все это.
Здание скоро скрылось из виду за высокими скалами, окаймляющими следующий поворот. Айвэн и Пайкел, пошептавшись друг с другом, гигантскими прыжками поскакали перед Кэддерли, объяснив, что планируют приготовить роскошный ужин.
Солнце еще не склонилось низко над горизонтом, когда Библиотека снова замаячила впереди, и спутники свернули в рощицу, обступившую длинную тропу, что вела прямо к зданию. И вдруг все трое резко остановились, причем последующее «о-о-о» Пайкела прекрасно передало общие мысли.
Клочки серого дыма все еще сочились из нескольких окон южного крыла. В воздухе висел густой запах гари.
– О-о-о, – повторил Пайкел.
Внутренние мольбы Чонтиклира, продолжающего взывать к Дениру, ворвались в мозг Кэддерли, громогласно приказывая бежать отсюда, но он кинулся к дверям здания, бывшего его домом. Он должен был задержаться там, должен был заметить трещину в дереве, дыру, пробитую Даникой, загнанной в тупик Руфо.
Кэддерли схватили за руку и сильно, но безуспешно дернули. С искаженным лицом он повернулся к Айвэну и Пайкелу.
– Заперто, – сказал он, и это было впервые на его памяти, когда двери Библиотеки Назиданий оказались закрытыми.
Грозный топор слетел с плеча Айвэна, Пайкел опустил свою дубинку, превратившуюся в его руках в таран, и заскреб землю ногой, как готовый к нападению бык.
Но оба неожиданно расслабились и выпрямились, увидев, что двери за спиной Кэддерли открылись.
– Ты уверен? – спросил Айвэн молодого жреца.
Кэддерли оглянулся и скептически осмотрел проем.
– Разбухло от жара, – решил он и, с не отстающими ни на шаг дворфами, вошел в Библиотеку.
Все безмолвные призывы, убеждающие его убираться отсюда, улетучились из головы Кэддерли в тот момент, когда он переступил порог. Он расценил это как добрый знак, подтверждение того, что он принял все слишком близко к сердцу, но на самом деле Кэддерли пересек границу владений Руфо, за которой Денир больше не мог предостеречь его.
