– Не боисся? – осклабилась образина.
– Не боюсь, – сказала Урванцева и переступила порог.
Она попала в царство разрухи, нищеты, вонищи. Круглый стол был завален бутылками, стаканами, остатками еды. Урванцева присела на стул, образина умостилась на дряхлом диване, закинула ногу в дырявом тапочке со стоптанным задником на колено:
– Слушаю.
– Вы предприниматель?
– Чего?
– На ваше имя зарегистрирована баня «Шаечка».
– Ну, на мое. А что?
– Так вы хозяин?
– Выходит, я.
Думала, он будет отрицать, мол, моя хата с краю, я ничего не знаю, а он, наоборот, признал за собой владение. Но не предприниматель же он, в самом-то деле! Урванцева поняла: следует переть напролом.
– По нашим сведениям, вы не имеете никакого отношения к бане. Я хочу получить ответ: кто брал ваши документы и зарегистрировал «Шаечку» на ваше имя?
– Хоти, – пожал он плечами.
– Значит, вы отказываетесь давать показания?
– Ага.
Урванцева достала мобильник, якобы позвонила:
– Дежурная часть? Пришлите машину на улицу Скрябина, сто пятнадцать, надо забрать одного гражданина. – И бросила ему: – Собирайтесь.
– Куда? – вскинул он брови вверх.
– В обезьянник! – гаркнула она. – Посидишь там денек-другой, станешь уважительней и разговорчивей. Собирайся шнуром, торчать в твоем свинарнике у меня нет желания.
– Женщина… – заскрипел он.
– Я тебе не женщина, а следователь Елена Петровна Урванцева.
– Лады, лады, поговорю с тобой, так и быть! – поднял он вверх большие и жилистые, коричневого цвета кисти рук. Опустив их на колени, вздохнул: – Вот напасть. Не дадут жить спокойно.
– Как получилось, что на тебя зарегистрировали баню?
– Ну попросили меня об одолжении. А что плохого? Денег дали. И каждый квартал дают по тысчонке, все по-честному. Ты мне, что ли, к пенсии добавку подкинешь? Вы только отнимать умеете.
– Кто просил? Имя и фамилия?
– Да соседский пацан привел мужиков…
– Где живет сосед?
– Жил раньше во втором подъезде, а потом переехал, куда – не знаю.
– Кто привозит деньги раз в квартал?
– Он же. Серегой его зовут, фамилию не знаю, – упредил он вопрос Урванцевой. – Сосед и сосед, на хрен мне знать больше?
– Давно привозил?
– Недавно. Он привозит загодя, ну, до начала квартала. Так что жди его в конце декабря или в начале января.
– И на каких условиях основана такая щедрость?
– А на тех, что я вроде как хозяин бани. Ну, хозяин ненастоящий, и что? Я разве украл чего? Нет. Выпиваю на свои, кровные. Чего пристаешь ко мне?
И тут обрыв. Хозяин бани был подставной.
Урванцева запланировала еще одну встреча – с Оскаром, якобы случайную. Разведка Захарчука донесла, что референт едет на общественном транспорте домой. Урванцева поджидала его в автомобиле на остановке. Едва он выпрыгнул из троллейбуса, она окликнула его:
– Оскар! Подойдите ко мне.
– Вы случайно здесь очутились или меня поджидали? – спросил молодой человек, подойдя к машине.
– Конечно, случайно. Я не люблю ждать, обычно предпочитаю вызывать к себе, когда кто-то нужен. Вам далеко?
– Минут тридцать ходьбы.
– Тогда садитесь, довезу уж.
Оскар с неохотой уселся на пассажирское место, искоса поглядывал на Урванцеву.
– Что так смотрите? Не нравлюсь?
– Просто думаю, что может привлекать женщину в трупах и убийцах?
– Работа ума, – ответила она, а плелась, словно пьяная черепаха. – Убийцы, как правило, думают, что они умнее всех, развенчать это заблуждение и входит в мою задачу, результат приносит мне удовлетворение. Раз уж мы с вами встретились, то не скажете, зачем еще вы ходили в ремонтируемое крыло?
– Скажу. Я почти все походы туда вспомнил. Специально вспоминал, подумал, что вы обязательно меня об этом спросите.
– Вот как! Ну и?
– Наш главный… Спартак Макарович… он постоянно требовал клей. ПВА, знаете такой? А в том крыле трехкилограммовые банки с клеем хранились. Он давал мне пузырек, я отправлялся в комнату, где находились принадлежности для ремонта, набирал клея и относил ему.
В этой же комнате стояла аппаратура прослушивания.
– И сколько ПВА он израсходовал? – поинтересовалась Урванцева.
– Целую банку.
– Так много?
– Он что-то клеит у себя, сшивает… Я не проверял, может, он домой потихоньку таскает клей на хозяйственные нужды, – иронично сказал Оскар. – Правда, его зарплата позволяет без ущерба для семейного бюджета покупать ПВА три раза на дню.
– Что еще вы делали в той комнате?
– Ничего. Банки с ПВА стоят у самой двери, я внутрь даже не заходил.
– Давно вы были там последний раз?
– Вчера. Но если вас интересует, когда последний раз я заходил туда до убийства Ермакова, и это скажу: за три дня до инцидента.
– Не обижайтесь, Оскар. – Она смягчила тон, понимая, как трудно парню и что за иронией он прячет элементарный страх перед ней. – Я вынуждена выяснять и про клей, и про хождения, даже про то, какая передача была по радио в определенный час.
– Я не обижаюсь. Что еще вас интересует?
– Еще? Вы не заметили в той комнате что-нибудь особенное? Например, вам не показалось, что там кто-то есть, помимо вас, и этот человек прячется?
– Не показалось. Я недолго там бывал, наловчился наливать клей в пузырек быстро, ложку туда специально принес. Спасибо, я приехал. – Но перед тем как захлопнуть дверцу, Оскар наклонился к Урванцевой: – Я вспомнил еще кое-что… В ту ночь, когда застрелили Ермакова, свет в приемной я погасил, это значит, его включил кто-то после меня.
– А почему так долго вспоминали?
– Вы меня заставили припомнить каждый свой шаг. В начале десятого я выключил свет, но мне вдруг показалось, кто-то идет по коридору. Пришлось включить, а шаги смолкли. Я все же выглянул в коридор, но там никого не было.
– А когда вы утром пришли на работу, свет горел, так?
– Именно. Я сразу не вспомнил, потому что думал, будто сам оставил… да и убийство Ермакова меня потрясло, все спуталось в голове… До свидания.
– Всего доброго. – Елена Петровна проследила за Оскаром, он скрылся в подъезде, а она развернула машину.
29
Экстренный совет по случаю приезда Князева был назначен на десять утра в конторе Марты Ивановны. В субботний день других адвокатов там не бывает, никто не помешает тайному делу. Малика отказалась идти на совет:
