– Ах, как благородно, я просто тащусь, – съязвил Бомбей.
– Я согласна с Пал Палычем, – поддержала Малика. – Здесь становится опасно, Гриб придет сюда либо из-за меня, либо из-за Князева.
– Не люблю, когда бабы языками полощут, – сказал Бомбей. – Придет – встретим, скучновато жить без встрясок, а сдохнуть – так лучше красиво. В сущности, на хрена такая жизнь? Теперь к делу. Охрану надо в дом позвать, пусть из окон ведут наблюдение. Ни твоя, Князев, ни тем более моя жизнь не стоят того, чтобы мужиков положили. И включи на полную мощность иллюминацию вокруг дома. Чемергес, тащи все игрушки, что у нас есть. У меня в комнате лежат бомбочки, я на досуге изготовил, думал загнать, их тоже принеси.
– Малика, идем, загримируешь меня, – поднялся Князев.
– Да не держи ты всех за дураков, Князев, твои люди тебя по голосу узнают, – сказал Бомбей, направляясь к выходу.
– Ты, как всегда, прав. Бомбей, спасибо.
– «Спасибо» не отделаешься, – бросил через плечо тот, вышел на площадку и позвал охранников, которых было всего четыре человека.
– Понял, – сказал в трубку Денис. В это время позвонили. – Подожди, звонят, кто-то пришел…
– Не открывай!!! – заорал Клим. – Никому не открывай, кроме меня с Захарчуком. Я уже еду, едет и он. Мы заночуем у тебя. Когда прибудем, позвоню по телефону. Ты понял меня? Никому!
Жена поплелась к двери на очередной звонок.
– Не открывай! – шепотом остановил ее он.
– Почему? Что случилось?
– Не подходи к двери, – приказал Югов.
Раздался третий звонок.
– Денис, в чем дело? – недоумевала Люся.
– Дело? Кажется, шутка не удалась. Ждем Клима.
Он уселся на диван, хлопнул ладонью по нему, приглашая жену. Люся с тем же недоумением на лице присела рядом, а звонок трещал еще некоторое время.
– Нас… могут убить? – выговорила она чуть слышно. Ей казалось это нереальным, но странные предосторожности мужа, которых раньше никогда не было, навели на нехорошие мысли.
– Не знаю. – Югов обнял жену за плечи, понимая, в каком состоянии она находится. – Они, наверное, хотят спросить, где Князев.
– Спросить? – проговорила она, прижавшись к нему. – Они ведь не будут просто спрашивать? Дениска, они…
– Тсс, – он приложил палец к ее губам. Звонки прекратились. – Не думай об этом. Сейчас приедет Клим… У нас найдутся спальные места?
– А сколько нужно?
– Не знаю. Но точно знаю, что выстрою собственный дом с двумя запасными выходами.
– Лучше вырой подземный ход.
Позвонил Клим:
– Мы внизу.
– Клим, осторожней поднимайтесь, – предупредил Югов. – Они недавно ушли, если только ушли… хотя неизвестно, кто это был.
С Захарчуком приехал знакомый, имеющий стаж работы в охране. Глядя вверх на окна лестничных пролетов и стараясь рассмотреть, есть ли кто в подъезде, он рассуждал вслух:
– Не могли они уйти так скоро. Я бы не ушел, подождал бы, вдруг из семейства Югова кто-то выйдет, например, мусор выбросить.
– Если это были люди Гриба, то они наверняка не ушли, – подтвердил его опасения Захарчук. – Тебя, Клим, возможно, они знают в лицо, значит… Ну-ка, хватай нас за шеи… Висни теперь. Голову вниз опусти. Пьяный ты, понял? Все объяснять надо. Думаю, если мы пошумим, они и свалят. Потащили…
Клим повис на их плечах, его поволокли к подъезду, а в самом подъезде запели стаканную песню на два голоса:
– Ксюша, Ксюша, Ксюша… Юбочка из плюша…
По лестнице между вторым и третьим этажом навстречу им спускались два типа, судя по фигурам – парни не хилые, по одежде – не денди, по рожам – не паиньки. Оба задержались, так как пьяная троица загородила проход. Захарчук извинился:
– Пардон. Мы щас… разворот сделаем. Сделаем разворот?
– Угу, – кивнул его знакомый.
– И раз! – Захарчук, держа повисшего Клима, повернулся, вся «пьяная» компания прижалась к стене. Как только «не паиньки» сошли вниз, он вновь загорланил: – Ксюша… Юбочка из плюша…
На этаже Клим под громкую песню позвонил Денису:
– Открывай, мы у двери… Это мы орем, мы. Открывай, звонить не станем, чтобы звук звонка не услышали. Кажется, они еще в подъезде.
Последние дни, возвращаясь с работы рано, Спартак Макарович вызывался выгуливать злющую и бесстрашную французскую бульдожку Ванту. Тем самым он подлизывался к жене, которая дулась на него из-за постоянных ночевок на работе, подозревая мужа в измене. Спартак пытался оправдать свое отсутствие в ночное время, но жена только пила капли, давая понять, что не верит ему. Тогда он поклялся: ночевать вне дома больше не будет, а задерживаться – тут уж извините и хоть лопните. Он вывел во двор Ванту в одиннадцать, осмотрелся на предмет наличия других собак и отцепил поводок. Ванта полная дура, как и его жена, к тому же своенравная, ее можно отпускать, когда во дворе вообще никого нет, иначе начнет кидаться, оглушительно лая. Ванта сделала круг, будто догоняла зайца, и пошла на второй, как вдруг Спартак Макарович услышал ее предупредительное рычание. Кого-то мерзавка обнаружила, и сейчас начнется вечернее представление, за ним последует скандал.
– Ванта, ко мне! – крикнул он.
Так она и прибежала! Спартак пошел на рычание в темноту двора, зовя собаку, а та заливалась оглушительным лаем. Неожиданно лай перешел в дикий скулеж, очевидно, Ванта получила по морде ботинком. Спартак Макарович остановился, видя, как она несется к нему на всех парах, поскуливая, словно жалуясь. Он присел и зацепил карабин поводка за ошейник.
Внезапно его что-то ударило в предплечье, вместе с тем больно обожгло. И ни звука притом! Что это – пуля? Достаточно было единственной мысли о пуле, чтобы мозг Спартака отключился. Отключились все чувства, кроме страха, и остался только инстинкт самосохранения. Инстинкт и завел ноги на максимальную скорость: не помня как, Спартак Макарович очутился у входной двери, в сознании отпечаталось: Ванта хрипит, значит, не поспевает за ним. Дверь по счастливой случайности не была заперта, не пришлось нажимать на кнопки кодового замка. А когда Спартак захлопывал за собой дверь, пуля (без звука выстрела, но это была пуля, он ее почувствовал) врезалась в стальное покрытие. Спартак не воспользовался лифтом, ноги сами очень быстро вознесли его к квартире на четвертый этаж. Трясущимися руками он отпер замок и рухнул без сил на пуфик в прихожей.
– Почему мало гулял с Вантой? – Жена выглянула наполовину из комнаты.
– Во дворе хулиганы… – оправдался он и поплелся в ванную.
Только там он осознал до конца, что в него действительно стреляли. Пуля всего лишь поцарапала его, пробив рукава куртки, пиджака и рубашки, скользнула по руке. Но кровь лилась, его кровь. Он сел на край ванны, его трясло, трясло так сильно, что, казалось, мозги отскакивают от черепа.
