– Боитесь? – презрительно фыркнул Бомбей.
– Не в этом дело. Гриб имеет на руках билет из Хургады. Исходя из логики мы предполагаем, что он думает прилететь из Египта. Правда, не знаю, как он собирается туда попасть, если находится здесь, аэропорт мы контролируем.
– Это дело нехитрое, – подал голос Князев. – Полетит в другой областной центр, а оттуда в Египет под чужим именем. Сейчас практически отовсюду люди летают отдыхать в разные концы мира.
– Допустим, – согласилась Урванцева. – Я вот о чем: он заготовил алиби. И если Гриб догадался о нашем участии, то, сделав запланированные дела, он передумает возвращаться. То есть я допускаю мысль, что мы его упустим.
– А через год-два он вернется и перебьет нас всех? – обронила Маля.
– Мне хотелось бы знать, – Урванцева обратилась именно к ней, – у Гриба есть надежное логово? Мы прокачали бани, юридические лица там подставные, подписывались под документами и получали прибыль другие люди. В справке нам дали несколько адресов, где проживают граждане под фамилией Гриб, но его там никто не знает. Однако он же где-то живет. Может, у друга, подруги или имеет квартиру, записанную на несуществующего человека.
– Неужели вы думаете, что я бы не сказала, если бы знала? – вызывающе ответила Маля, а перехватив взгляд Урванцевой, направленный на Бомбея, добавила: – И он не знает. О личной жизни Гриба никому не известно, даже его имени никто не знает, он осторожный.
– Конечно, мы постараемся взять его, но, чует мое сердце, он еще наделает шума, – разочарованно промямлила Урванцева, и тут зазвонил ее телефон. – Слушаю… Так… Угу, понятно. Прочтите… Спасибо.
Переговорив, она обвела глазами мрачных людей, застывших в ожидании еще одной худой вести. Когда накатом идут, мягко говоря, неприятности, человек готовится только к ним. Правда, по едва уловимому загадочному выражению лица Елены Петровны нетрудно определялось, что на этот раз вести не столь уж плохи. Князев, скрестив на груди руки и поджав губы, подозрительно смотрел на Урванцеву, он же и проронил:
– Что еще?
– Считайте, нам крупно повезло, – удивила всех она, ее слова означали близость финала.
– Гриба поймали? – спросил Клим.
– Нет, к сожалению. – Урванцева не расположена была говорить правду до конца. Дело идет к завершающей стадии, незначительная оплошность может привести к большим потерям. – Спартак оставил записку, ее нашли у жены. Но любая информация, даже написанная перед смертью, должна проверяться. Пал Палыч, я хочу поговорить с вашим подопечным. Проводите меня к нему.
Она не желала при всех допрашивать корреспондента, понял Князев и повел ее наверх, думая между тем о Спартаке…
Малика собрала посуду, ей помогли Бомбей и Чемергес. Придя на кухню, Бомбей поставил поднос возле раковины, бросил Чемергесу:
– Иди отсюда.
– Так я… это… помою…
– Иди, сказал я, без тебя обойдемся.
Чемергес убежал, не скрывая счастья, что его освободили от нудного занятия. Маля принялась сама мыть посуду, хотя имелась посудомоечная машина, Бомбей уселся на стул, закурил:
– Чего ты такая хмурая?
– А как ты думаешь? – продолжая мыть тарелки, сказала она.
– Думаю, ты завязла в Князеве, боишься, что он тебя бросит. Тогда я ему набью морду очень жестоко.
– Глупости, это не твое дело. – Маля оперлась руками о раковину, она постояла некоторое время, наконец призналась: – Если Гриба поймают, он меня потянет, вспомнит все, что было пять лет назад, и деревню, где мы недавно поработали.
– Деревню? – поморщился Бомбей. – А как он докажет? Неужели признается, что выкрал двух человек и держал их в подполе? Невыгодно ему.
– Без деревни хватит, чтобы засадить меня надолго.
– Ты Князеву говорила? Он в большом и неоплатном долгу перед тобой.
– Он обещает меня спрятать или заплатить кому нужно. Все равно мне тревожно. На суде будут рассматривать покушение на Князева, там все всплывет, кто кому приказал убить и почему. Впрочем, Гриб попытается меня убрать…
– Пусть попробует. Не трепещи, Гриб – не такая уж проблема в наше время, лишь бы мы были на стреме и вовремя встретили его. Если он появится, то не уйдет отсюда, только бы появился. С Князевым у тебя серьезно?
– Что ты пристал ко мне? – пыхнула Маля, снова взявшись за мытье посуды.
– Значит, серьезно. А у него? Не верю я нашим богатеям, не верю. Он, конечно, мужик неплохой, но черт его знает, как поведет себя, когда все закончится. Мне тебя жалко, ты ж не какая-то свиристелка, которую кинут, а она побежит другого искать, потому что бабки любит. Ты ж не из-за денег с ним…
– Бомбей! – Она повернулась к нему и возмутилась: – Я не школьница, чтобы меня воспитывать. Если хочешь знать, я сама уйду, когда все закончится. Не хочу, чтобы он всю жизнь был в неоплатном долгу передо мной, тем более что это я отдаю свой долг. Не желаю, чтобы ему было постоянно неловко из-за меня. Я не имею образования, не умею одеваться, вообще многого не умею и не знаю. Кстати, он женат. И то, что я с ним сплю, нужно мне, ты понял? Запомни: у меня к Князеву нет претензий.
– У, сколько у нас комплексов, – протянул он с сочувствием. – Откуда что взялось… Маля, может, не все так мрачно, как ты видишь?
– Может, – пожала она плечами якобы равнодушно.
Тем временем Урванцева чеканила ультиматум Скляренко:
– Сейчас вы расскажете, по чьему заказу работали. И не просто расскажете, а мы составим протокол, который назовем явкой с повинной, и вы подпишетесь под своим раскаянием. Я даю вам последний шанс. Завтра будет поздно.
Он и сам кусал локти, бил по тупой голове кулаками, однако это был тот случай, когда исправить уже ничего нельзя. Тем не менее Скляренко еще не собирался снимать маску невинной овечки, зачем-то оттягивал время, надеясь на чудо. Хотя о каком чуде можно мечтать, когда напротив стоит гадюкина дочь? Сидя на тахте и держась за нее руками, он опустил голову и несмело заявил о своих правах:
– До каких пор меня будут здесь держать? Это незаконно.
– Мне нравится ваша позиция, – скептически произнесла Урванцева. – А законно преследовать Князева, фотографировать его за интимными занятиями? Пал Палыч, вы хотели знать, кто такой П. Ржевский. Вот он, перед вами.
– Главный сдал? – дернулся Скляренко, опасливо посмотрев на Князева.
– Не сдал, а сказал, – поправила Урванцева. – Попробовал бы он не сказать, пошел бы тоже как соучастник.
– Между прочим, главнюк с удовольствием печатал…
– Так это ты… – скрипнул зубами Князев.
– Спокойно, Пал Палыч, – выставила ладонь Урванцева, упреждая бросок обозленного Князева на пленника. – Не пугайте его.
– Я хочу спросить этого! – рыкнул Пал Палыч и бахнул кулаком в стену. Ощутив сильную боль, он только тогда слегка успокоился. – Скажи, когда это Малика целовалась со мной на балконе голой? Это же фотомонтаж! Ты оболгал меня и ее. Да я тебя, сволочь, за подделку…
