И снова он уронил голову на грудь и погрузился в долгое раздумье. Марина замерла, ожидая продолжения. А Степан, извинившись, вышел в темный коридор. Достал телефон и набрал сообщение вдове своего брата:
«Мне очень важно знать, выезжал ли Петр из города в промежуток времени между гибелью и диагнозом, который ему вручили».
«А тебе зачем?» – тут же ответила Настя.
Начинается! Степан стиснул зубы. С женой своего брата он не ладил с их свадьбы. Считал ее склочной, сварливой, жадной особой. К тому же она плохо влияла на Петра, как ему казалось. Вбивала между братьями клинья. Всячески подстрекала Петра. В общем, нормальных отношений не было и раньше. А после смерти брата их не стало в принципе. Он не звонил, не виделся с ней, не пытался помочь, зная, что услышит в ответ.
«Я все еще пытаюсь найти убийцу брата», – ответил ей на сообщение Степан.
И снова мгновенный ответ:
«Пытаешься найти убийцу или пытаешься очистить свою жопу?»
Вот, вот! Он так и думал!
«Настя, не тупи!!! Это важно!!!» – набрал он и снова отправил.
И тишина. Она не ответила. То ли не знала ничего, то ли не помнила, то ли по сволочной своей сути решила его помучить. Степан подождал пять минут и вернулся в гостиную, где Всеволод Арнольдович развлекал Марину воспоминаниями.
– Что-то удалось узнать? – спросил безо всяких вступлений хозяин дома.
– В смысле? – Он, честное слово, покраснел.
– Вы ведь кому-то отправляли сообщения, или я ошибаюсь?
– Отправлял.
– Что-то пытались узнать?
– Пытался. Хотел узнать, не навещал ли этот город мой брат уже после того злополучного рейса? Пытался узнать у его жены. Вдовы, – поправился он, поморщившись. – У нас с ней не складывается. Понимаете?
– Конечно. Она что-то вспомнила?
– Она не ответила. Думаю, и не ответит. А больше спрашивать некого. Петр практически ни с кем не общался. – Степан обескураженно развел руками. – И как узнать, был ли он здесь еще, нет? Общался с кем-то из пассажиров? Что их всех может связывать?
– Не расстраивайтесь вы так, молодой человек. – Всеволод Арнольдович дотянулся до его руки и легонько по ней похлопал. – Ведь может случиться так, что все эти фигуры играли каждый на своем поле, н-да…
Глава 17
– Паша, мы должны туда съездить. – Отвратительным, самым отвратительным из всех голосов, что он когда-либо слышал, прогундосила Лана, снова неправильно поставив ударение на его имени.
Она точно сведет его с ума! Или доведет до самоубийства!
Хотя это вряд ли. Он слишком любит жизнь. Роскошную, свободную, полную радости и красоты. Он к ней слишком тщательно готовится, чтобы пустить все под откос из-за отвратительной нелюбимой бабы. Вот, к примеру, не далее как неделю назад ему вновь удалось раскидать по своим счетам, оформленным на мать и подставных лиц, такую приличную сумму, что он может запросто уже сегодня паковать чемоданы. Может рассмеяться в некрасивое невыразительное лицо своей жены, а то и плюнуть в него, так оно ему опостылело.
– Зачем, Лана? – спросил Павел, не открывая глаз. – Зачем нам туда ехать?
Он полулежит в удобном кресле на закрытой веранде, забитой красивыми растениями. Рядом с креслом столик. На нем пузатая бутылка с дорогущим скотчем, рядом с бутылкой на палец наполненный стакан. Время от времени он прикладывается к этому стакану, осторожно впуская огненную жидкость под язык. И млеет от мгновенного тепла и неги, разливающейся по телу. На ноги наброшен клетчатый шотландский плед. В этом нет особой необходимости. Веранда прекрасно отапливается. Просто за огромными панорамными окнами буйствует осенняя непогода. Рвет с деревьев жухлые ржавые листья. Плещет в окна ледяным дождем. Небо старой серой мешковиной раскинулось от края до края. И ему так уютнее – с дорогим теплым пледом, наброшенным на колени. Тепло, комфортно.
Слышать в настоящий момент ее голос, отдающий слабой болью в затылке, ему совершенно не хочется. И уж тем более куда-то ехать в такую непогоду.
– Паша! – неприятно взвизгнула Лана. – Я же рассказывала тебе, что мастерская этого гончара не сегодня завтра закроется. У него осталось очень много непроданных работ, которые сейчас приравнены к произведениям искусства!
– Приравнены по цене или по их художественной ценности? – отозвался Павел, чуть приподнимая веки.
Лучше бы он этого не делал! Лана стояла в паре метров от его кресла. Высокая, худая, блеклая. Со странной прической в странной одежде. То ли юбка на ней, то ли брюки, пойми попробуй! Куртка, мешковатая, широкая, чуть доходившая до середины бедра. Цвет одежды отвратительный. Все оттенки осени, как пафосно она называла эту гамму. Паша считал этот цвет просто ржавым, способным превратить в дурнушку любую красавицу. Что уж говорить о Лане!
– Паша, пока ты тут пьешь и нежишься, там все раскупят! – продолжила настаивать жена.
– Что все, дорогая? – И он демонстративно еще себе налил и снова выпил. – Глиняные поделки? Тарелки? Горшки?
– Боже, Паша! – И снова не там ударение. – Нельзя же быть таким косным!
Лана заметалась по веранде, развевая широкими штанинами. Все-таки это оказались брюки.
– Все мои подруги уже уйму красивых вещей там приобрели! А у меня ничего нет! Даже чайную пару мне твоя бывшая так и не довезла!
Не надо было ей вспоминать о Лизе. Совершенно не надо. Потому что он тут же увидел ее. Неясное такое, прозрачное видение, пульсирующее от сквозняка. Черт! По-видимому, он выпил лишнего.
Павел зажмурился крепко, распахнул глаза. Облик Лизы не исчезал. Он точно его видел, как наяву. И видел Лизу именно такой, какой она ему встретилась вчера ближе к вечеру на фирме.
– Потрясающе выглядишь, – пробормотал он невнятно, столкнувшись со своей бывшей девушкой возле кулера.
– Спасибо. И здравствуйте, Павел Анатольевич.
Надо же, он забыл ее поприветствовать. Настолько был потрясен.
– Привет. – Павел улыбнулся и встал так, чтобы преградить ей дорогу. – Выглядишь, говорю, потрясающе.
– Спасибо, говорю.
Лиза с чашкой, в которой плескался кипяток, попыталась обойти его. Павел не позволил, отступая то в одну, то в другую сторону. Он не забывал, конечно, озираться. Боялся, что кто-нибудь его ритуальные танцы заметит и доложит Лане. Но и не отступал.
– Похудела. Идет тебе, – пробормотал он, осматривая Лизу с головы до ног неприличным липким взглядом.
– Спасибо. – Она шагнула вперед и чуть влево, задев бедром кулер. – Дай пройти. Мне горячо с чашкой.
– А мне горячо, когда ты рядом, – прошептал он непотребно интимным голосом. – Я хочу тебя, детка.
Лиза отпрянула так резко, что плеснула кипятком из чашки себе на руку, сморщилась от боли, застонала.
