– Не надо мне никаких удостоверений. Я вам верю, – улыбнулась тетка заискивающе. – Тут вашего брата столько прошло! Просто строем ходите, прости господи!
– А что хотели мои братья? – Паша скроил приятную мину. – То же, что и я?
– А вы что хотите? – осторожно поинтересовалась бухгалтерша.
– Я хотел бы знать, с какой стати вы вдруг стали наследницей? Разве у погибшего не было родни? – поиграл Паша улыбкой и тут же стал серьезен. – Советую не врать.
– А чего мне врать-то. Была родня. Жена была. Только бывшая, развелись они давно. Она летом попыталась с ним наладить отношения. Даже на отдых они съездили вместе. Только удрал Вадик оттуда. Не его это: деньгами пылить за воду и воздух морской. Слишком тяжело они ему доставались, деньги эти.
– Он не оставил ей ничего? – усомнился Павел, обводя взглядом стены.
Этот дом, переделанный под мастерскую, был очень старым. Но очень искусно отреставрированным. Денег в ремонт было вложено немало. Не роскошно, конечно. Аскетично даже. Но достаточно дорого. При желании продать это помещение можно было за очень неплохие деньги.
– Оставил. Статуэтку. Красивую. Этой продажной дряни посвятил свою работу. Вторую по счету, – с грустью во взгляде проговорила бухгалтерша, плотнее кутаясь в длинный кардиган. – Он так над ней работал. А толку? Эта расчетливая дрянь едва взглянула. Сунула в сумку, наорала на меня и укатила прочь.
– А почему наорала? – Паша привалился плечом к стене. – Были причины?
– Еще бы! Она рассчитывала эту мастерскую оттяпать. Думала, Вадик ее наследницей сделает после их отдыха на море летом. А он… – Глаза женщины наполнились неподдельными слезами. – А он когда-то успел все на меня переписать. Кто бы мог подумать!
– Все переписать, это что конкретно?
– Строение на меня оформил. Землю. Зачем, господи, зачем? Разве я его об этом просила? – Она закрыла лицо ладонями и расплакалась.
Паша ее горе не прочувствовал. Увидел в этом скорее досаду какую-то.
– А вы не обрадовались? Почему? Как обнаружили, что все это теперь ваше? – забросал он женщину вопросами.
И даже чуть загордился собой, как у него профессионально вышло умные и правильные вопросы задавать.
– А чему радоваться-то? – Бухгалтерша громко двинула носом. – Земля эта ничего не стоит. Отсюда всех вон выселяют. Экологи нашли эти земли непригодными для жилья будто. Домушка эта тоже ничего не стоит. Это при Вадике здесь была мастерская. А без него это просто дом. Просто старый дом, за который ничего не возьмешь. Оставить тоже начетисто. На налогах разоришься. Мне бы сейчас покрыть все продажами его поделок. Вывести бухгалтерию в ноль да фирму закрыть. Не представляете, сколько хлопот. А тут еще и недвижимость свалилась как снег на голову.
– Так когда обнаружили, что вы теперь обладательница недвижимости?
– Так после его смерти и обнаружила. Сейф его вскрыли, а там бумаги.
– С кем вскрывали?
– С сыном.
– У вас есть сын? – будто удивился Паша.
– Есть.
Женщина скорбно поджала губы. Увела взгляд в сторону, подавила судорожный выдох. Что-то было не так с этим сыном, решил он. Но давить не стал. В органах наверняка о нем знают.
– И как давно господин Тарасов оформил все это на вас? – Паша повел руками.
Она снова смотрела зло, исподлобья.
– Дата? Дата на документах на недвижимость стоит какая?
– Дата. – Она наморщила лоб, вспоминая. Нехотя ответила: – Так недели за две до его гибели, будто чувствовал. Вы простите, некогда мне.
И как-то очень уж ловко улизнула, скрылась за узкой дверью. В замочной скважине повернулся ключ.
И тогда Паша совершил нечто, что совершал в далеком детстве, когда пытался усыпить бдительность взрослых. Он громко протопал по полу от двери в бухгалтерию к выставочному залу. А потом на цыпочках вернулся. Присел перед дверью на корточках. Приложил ухо к замочной скважине и замер.
Слышно было не очень хорошо, но все же он расслышал.
Бухгалтерша разговаривала с кем-то по телефону. Говорила негромко, сбивчиво, но понять было не сложно. С паникой в голосе она предупреждала кого-то об опасности. И этого кого-то звали Евгением.
Глава 18
Он никак не мог сосредоточиться на работе. Полчаса как вернулся с совещания у полковника, где получил такой разнос, что впору рапорт писать на увольнение. А он, что странно, не расстроен. Он даже весел. И глупо улыбается, стоя у окна с чашкой невкусного растворимого кофе. Смотрит на улицу, где непогода метет жухлые, мокрые листья вдоль тротуара, и улыбается.
Ему все теперь нипочем? Теперь, когда он с Лизой? Теперь, когда он вместе с ней засыпает, просыпается, ему на все остальное наплевать?
Может, не совсем так, но очень близко. Давно, очень давно он не был так безмятежно счастлив. Когда и неприятности кажутся мелкими. И слякотная осень не раздражает. И даже дешевый растворимый кофе, отдающий кислинкой, кажется вполне приличным.
Он влюбился? Кажется, да. И крепко влюбился. Лиза, она такая славная. Такая добрая, умная, красивая. И пускай гневается начальство, призывая его включить мозги и не заводить романов с фигурантами дела. Мол, его неосмотрительное поведение может повлечь неприятности не только для него, но и для всего отдела. Он в корне с начальством не согласен.
Во-первых, он много думал, прежде чем повести себя «неосмотрительно». Взвешивал, размышлял, спорил с собой, не соглашался. И пришел к выводу в конце концов, что его личная жизнь никого не касается. Никого, кроме него и Лизы.
А во-вторых, Лиза никакой не фигурант. Она всего лишь свидетель. Случайный свидетель.
И в-третьих, если его руководство сочтет необходимым, он напишет этот чертов рапорт. Да, да! Напишет! И пусть он ничему, кроме сыскного дела, не обучен, пусть. Возьмет, к примеру, и с Лизой на пару бизнес какой-нибудь замутит. Если уж у погибшего Макса с его Мариной что-то выходило, то почему не выйдет у него с Лизой?
– Все получится, – тихо проговорил Егор, отходя от окна с пустой чашкой. – У нас все получится.
Да, тревожно, да, непривычно, но не смертельно же. Они вдвоем все преодолеют. Для стартового капитала он может даже свою квартирку на окраине продать, если припрет.
– Товарищ капитан, к вам тут адвокат какой-то рвется, – позвонили Егору с дежурной части.
– Какой адвокат?
– Горский какой-то, товарищ капитан. Впустить?
Егор наморщил лоб. В производстве не было ни единого дела, по которому его мог домогаться чей-либо адвокат. Все фигуранты, побывавшие под его подозрением, благополучно перекочевали в разряд свидетелей и были выпущены на свободу.
Он, конечно же, с радостью закрыл бы теперь Логинова. И помучил бы его на допросах. Что-то было известно этому миллионеру. Точно что-то было известно. Лиза называла его не иначе как «сволочь». И утверждала, что именно он организовал убийство своей жены. Доказать не могла и мотива не находила, но с чего-то была твердо уверена.
