— Да вот, не поверишь, у них там купюры по 500 евро не берет никто, практически запрещены к хождению. Говорят, подделывают часто. Не переживай, эти настоящие…
Анжела успокоилась, открыла стоявшую на тумбочке шкатулку — то ли малахитовую, то ли «под малахит» — и аккуратно сложила туда «заработок».
— Кстати, давно хотела спросить твоего совета. У меня тут баксиков поднакопилось. А все говорят, доллар будет падать в ближайшее время, поэтому лучше хранить сбережения в рублях.
— В рублях? — Лазарев на секунду оторвался от новостей. — Почему в рублях-то?!
— Ну, я читала, что Россия в ответ на санкции откажется продавать нефть за доллары, что-то там выведет из американских резервов — доллар в итоге рухнет.
— Хм, я с этой «игровой концепцией» не очень знаком, — скептически протянул Владимир. — А сейчас доллар почем?
— Где-то 35–36 рублей. А неделю назад было 37. Так что доллар вниз пошел. Я вот и боюсь.
— Знаешь что, мое золотко, чтобы уж наверняка, храни деньги в трех-четырех валютах сразу. Тогда не ошибешься. Если одна из них пойдет вниз, не поверишь, другая подорожает. Так что в любом случае не ошибешься… Да, и я тебе еще твои любимые голландские вафли привез, как обычно.
— Мм-мммм… Обожаю! Ты знаешь, сколько в Москве ни пытаюсь найти что-то похожее — нигде таких вкусных нет… Тебя сегодня повозить по городу?
— Нет, из офиса уже должны были прислать машину. Потом в аэропорт забросишь? У меня вылет в шесть. Так что в четыре желательно быть в Шереметьево.
— Не вопрос. А ты с префектом своим успеешь-то?
— Да я надеюсь, мы за полчаса с ним все решим. Так что на дорогу у нас будет где-то полтора часа. Прорвемся?
— Не вопрос опять-таки. Лето, пробок почти нет.
Лазарев недоверчиво хмыкнул. После голландского трафика движение в Москве для него выглядело сплошной и безостановочной пробкой. Он легким кивком показал Анжеле на ноутбук, закрыв крышку. Выключать его было нельзя, поскольку спецы, которые вот-вот должны были прийти за ним, без его отпечатка пальца включить компьютер не смогли бы. Девушка понимающе кивнула…
Выйдя на улицу, Лазарев сразу у подъезда увидел черный «Ауди» представительского класса. Он присвистнул. Макс сообщал о том, что одобрил покупку новой машины для московского офиса, но ее стоимостью Лазарев не поинтересовался.
— Ничего себе! Мы такого авто в Голландии себе позволить не можем, — приветливо сказал он мрачному водителю, стоящему рядом с машиной. Тот презрительно взглянул на вышедшего из подъезда «нищеброда» и пошел открывать багажник. Ни тебе «здрасьте», ни «доброе утро». По всему видать, шоферу не успели сообщить, что возить он сегодня будет владельца фирмы.
Как только авто завелось, из динамика раздалась какая-то блатная абсурдная песня без рифмы и ритма о «тюремном батюшке». Лазарев сразу вспомнил сетования Потапова по поводу пыток «Шансоном» и вежливо попросил водителя:
— Я вас очень прошу, переключите на что-то не блатное.
Водитель обиженно засопел, но, не проронив ни звука, каналы все-таки переключил. Теперь по радио говорили о некоем флешмобе, который должен был доказать, насколько хорошо жилось в 90-е по сравнению с «суровыми» 2000-м. Лазарев поневоле вспомнил свои 90-е.
Никакой особой ностальгии по тем временам он не испытывал. Тяжелое было время, что ни говори. Окончив свою «разведшколу» как раз в период полного распада, Лазарев оказался перед дилеммой: продолжать службу или вливаться в ряды своих массово увольнявшихся коллег, которые устраивались в различные охранные структуры. Контора, как и вся страна, переживала далеко не самые лучшие времена. Практически полное отсутствие финансирования, перманентные сокращения штатов, чуть ли не полный отказ от гостайны — сотрудники ЦРУ уже чуть ли не гуляли по коридорам. Его долго готовили для заброски в Нидерланды, годами оттачивали его легенду. А уже в первой половине 90-х все эти легенды можно было выбросить в мусорную корзину. Что говорить, если даже парторг их Института свалил в Штаты со всей базой данных на студентов, включая «нелегалов», и «преподов»!
Дальнейшее продвижение по службе зависело целиком и полностью от смекалки юного дипломированного, но так и не состоявшегося разведчика. Для внешнего мира он официально был уволен со службы и прибился к молодым бизнесменам, организовавшим бизнес по поставке голландских тюльпанов в Россию. Само собой, под своей настоящей фамилией, не скрывая ни своей предыдущей биографии, ни факта службы, — а какой смысл, если где-то в Лэнгли уже листали его личное дело?
Первая половина 90-х стала для юного Лазарева настоящей борьбой за выживание. Пришлось пройти через бандитские разборки, лично сопровождать грузы до Москвы, отбиваться от «цветочной мафии», пытавшейся обложить данью всех без разбора и за провоз по «ее территории», и за места на рынках. Особенно лютовали московские чеченцы, не раз нападавшие на их конвой. Пришлось прибегать к старым связям в Конторе. Попытки чеченской мафии брать дань закончились в тот момент, когда ее боевики открыли одну из фур якобы с цветами, а там оказались бойцы «Альфы», вооруженные автоматами «Вал» и даже крупнокалиберным пулеметом «Утес». С тех пор крупные мафиози знали, что у Лазарева есть надежная «крыша». Но это не защищало от гопников на большой дороге, которые периодически пытались сбивать дань вплоть до конца 90-х. Владимир сам порой ездил с «Валом» до польской границы, оставляя там автомат своим помощникам.
Лазарев прошел всю дорогу от мелкого бизнесмена до крупного. Сначала создал свою фирму, поставляющую цветы. Затем, когда цветами стали заниматься все кому не лень, начал продавать в СНГ голландские мини-пекарни. Ну а во второй половине 90-х окончательно перешел на более крупный бизнес, связанный с нефтью, газом и нефтегазовым оборудованием. Честно говоря, разведчик терпеть не мог бизнес и все с ним связанное. Именно поэтому он нанял своим заместителем Макса, молодого и пронырливого голландского юриста, который поначалу помогал ему с регистрацией и решением вопросов с налоговыми органами. Вскоре Макс стал незаменимым помощником по всем бизнес-вопросам, на него Лазарев переложил львиную долю бюрократических процедур и даже сделал его официальным партнером, передав незначительную часть акций.
Порой Лазарев приходил в отчаяние, не представляя толком, служит ли он еще Родине или в самом деле является уволенным сотрудником некогда мощной спецслужбы. Нет, его постоянно заверяли в Москве, что на самом-то деле он является кадровым разведчиком, продвигается где-то по службе и званиям, награжден каким-то юбилейным значком или еще что-то в этом роде. Но задания, которые приходилось выполнять, скорее напоминали имитацию серьезной работы, чем разведку. Лазарев чувствовал свою ненужность Системе, своей стране, и это его бесило.
Как это ни парадоксально, резкому его продвижению по службе способствовало бегство Милугина — того самого, который погубил лондонскую карьеру Потапова. Предатель в середине 90-х сдал практически всю российскую разведсеть в Британии и Скандинавии. Краем этого гигантского предательства зацепило и Голландию — Центру пришлось эвакуировать массу разведчиков и агентов. Лазарев внезапно проснулся главой резидентуры целого Бенилюкса. Звучало это, конечно, солидно, но сеть пришлось создавать фактически с нуля. По мере роста значимости Брюсселя как столицы ЕС и преодоления кризиса в России (и, соответственно, в Управлении) решено было поделить резидентуры. Лазарев остался «на Голландии», Бельгией и Люксембургом занялись отдельно. А затем начались 2000-е и настоящая работа разведчика. Благо отдел Европы возглавил профессионал Потапов, который досконально знал, что и как следует делать…
