— А детки как же? Сын чай у тебя растет.
— А что детки? Я-то ничего не пожалею, да батюшка не станет все спускать до последнего. Так что, даст пригляд внукам.
— Ну-ну, — ухмыльнувшись, огладил бороду боярин. — А что там у тебя с беженцами? Признаться, когда ты в прошлом году скупал землю, я все диву давался, к чему тебе столько-то. Да еще и пустующей.
— А что с беженцами. Принимаю и размещаю. Тех кто желает пахать землицу, селю в деревеньках, снабжаю инвентарем, живностью, семенами и продовольствием на прокорм до нового урожая. Тех кто опасается какой каверзы или не желает садиться на землю без мужиков, определяю на житье в общих домах. В основном это бабы да девки. Ну и обучаю их профессии, предоставляю работу. У меня нынче ткацких да суконных мануфактур четыре. Сукна тканей и парусины столько, выдают, что приходится думать, как все это реализовывать.
— И сколько уже вышло народу?
— Три тысячи. И народ продолжает выходить. Кого-то мои дружинники выводят.
— Суешься стало быть на вражью территорию?
— Лешакам практика нужна. Вот они и практикуются, — пожав плечами пояснил Иван.
— Хм. Иван, а что если скажем я захочу часть этих беглецов пристроить на своих землях?
— Не пойдет Ефим Ильич.
— Отчего же? Думаешь, что похолоплю? Так я чай не меньше твоего о благе Пскова думаю. И так же смогу честь по чести заем предоставить инвентарем и остальным.
— Не в этом дело, Ефим Ильич. Просто я всех мужиков от восемнадцати и до сорока в полки призываю. Зачастую остаются бабы да дети. Ну какие из них землепашцы.
— Но у тебя ведь пашут?
— Пашут. Но опять же как. Я их свожу в совхозы…
— Куда? — Удивился боярин, непонятному слову.
— Совместные хозяйства. И на такие хозяйства выделяю различные механизмы. Ну вот сколько может крестьянин вспахать за день на одной лошади?
— Ясное дело четверть
[3].
— А с теми машинами на конной тяге, что предоставляю я, одна лошадь за день способна вспахать десятину. Правда используется при этом две лошади и две машины с разных концов поля. Потому как перетягивают между собой двойной плуг. Ну и работников конечно должно быть двое. Вот только единоличному хозяйству выкупать такую машину больно дорого. А как совместное, то и не так уж и страшно. Опять же, тех кто опасается в кабалу попасть, я тоже к делу приставляю. Ты сможешь все это сделать?
— Н-да. Но с другой-то стороны, начинать когда-то надо. А ты те машины только для своих этих совхозов ладишь. Я бы пожалуй поглядел как оно, да что и прикупил одну на пробу, в какую кабальную деревеньку.
— Одну брать без толку. Говорю же, пару надо.
— Ну так, значит пару.
— Да не вопрос, Ефим Ильич. Отправляй в Замятлино парочку мужиков посообразительнее, чтобы их там обучили с машинами обращаться, да пользуй. Я такому только рад буду.
— Еще бы. Машины чай не бесплатно отдашь.
— Не бесплатно. Да только тебе оно все одно в прибыток обернется. Так что, обоим выгода получается.
— Это да. А то, землица-то пустая имеется. А чего ей просто так-то бурьяном зарастать.
Сначала дошли до дома Пятницкого. Где простились и Иан направился к своей усадьбе. Старший товарищ зазывал было на обед, но Карпов отказался. Его дома к обеду ждала Лиза.
Псковский закон предписывал князю проживать на территории крома, в княжеских палатах. Но великая княгиня тишком да бочком, слегка игнорировала это положение. Проживая достаточно долгое время в усадьбе Карпова.
Палаты за ней числились. Охранная стрелецкая сотня квартировала в кроме и несла круглосуточный караул. Даже она с детьми там проживала. Но только когда Иван отсутствовал в Пскове. Непорядок. Это так. Но народ на эту шалость смотрел сквозь пальцы. Опять же, жить князю надлежало в своих палатах. То так. Но ведь не запрещено же ему бывать в гостях. И никем не определено, сколько он может гостить. Главное, чтобы обязанностями своими не пренебрегал. А Елизавета Дмитриевна не пренебрегала.
— Здравствуй Лада, — войдя в светелку, поздоровался Иван.
А потом разулыбался как ясно солнышко. Молодая мать кормящая пятимесячного младенца… Это просто замечательная картина. А уж если это любимая женщина и твой ребенок, так и вовсе сердце счастьем заходится.
— Здравствуй Ванечка, — Отбирая грудь от уснувшего богатыря, и озаряясь улыбкой, ответила она.
— Спит?
— А что ему. Ест да спит. Вообще он у нас какой-то уж больно тихий.
Как и дочку, Лиза решила выкормить их сына сама. Чему Иван был откровенно рад. Потому как это говорило только об одном, его сын для нее желанный. А еще, она намеревалась вырастить сына сама. Ясное дело, что до поры, ему никто не станет говорить о том, кто его мать. Но факт, остается фактом. И этим Елизавета отличалась от своей тетки Ирины, определившей их с Иваном дочь, Софью, на воспитание в дворянскую семью.
— Сильные они всегда тихие. Гоношатся да верещат все больше мелкие да плюгавые, — отмахнулся Иван, забирая сына к себе на руки.
Затем зарылся лицом в пеленках и вдохнул дурманящий запах младенца, пахнущего материнским молоком. Голова тут же пошла кругом, хотя на тренировках он вполне держал дюжий удар в челюсть. И не сказать, ведь что подобное случалось только с его детьми. Как бы не так. При виде любого младенца он вел себя как распоследний токсикоман. Впрочем, подобная его привычка способствовала росту его авторитета в глазах простого люда.
— И чего ты их все время нюхаешь? — Покачивая головой и все так же продолжая светиться улыбкой, поинтересовалась мать.
— Ничего-то ты не понимаешь, женщина, — отмахнулся Карпов.
— Я не понимаю? — Возмутилась Трубецкая.
— Ну не я же.
— Ну т-ты нахал.
— И ты даже не представляешь какой, — ничуть не стал спорить он.
— Л-ладно. Мы потом поговорим, — мстительным тоном произнесла она, и отобрала у него Петрушу.
Иван конечно настаивал, чтобы никаких уси-пуси-муси. Но ты поди объясни это матери. На все замечания она только отмахивалась, заявляя, что когда срок придет, она из сына воспитает настоящего мужа. А пока суд да дело, пускай не мешают ей тетешкаться. Хм. Вообще-то, Иван и сам хорош. Правда, справедливости ради нужно заметить, что и себя он так же корил.
Пока Лиза укладывала сына в кроватку, Иван прошел в кабинет и глянул на корреспонденцию. Там оказалось два письма. Одно от зятя, Демидова. Тот сокрушался по поводу застрявших на границе дощаников доверху груженых рудой.
