– Вперед, сукин сын!
– Дорогой, следи за своей речью, – попросила мать, стоя в дверях и заливаясь краской.
– Осторожней с гирляндами! – вскрикнула Марго.
– Чем скорее это животное уберется отсюда, тем будет лучше, – сказал Ларри. – Он уже нагадил в прихожей.
– Ты сам его напугал, – попеняла ему Марго.
– Ничего подобного, – возмутился Ларри. – Я его просто подтолкнул.
Ослик резко затормозил перед моей кроватью и поглядел на меня своими карими глазищами. Словно не веря увиденному, он встряхнулся с такой силой, что вылетели все перья, закрепленные у него между ушей, и проворно лягнул Лесли.
– Блин! – Тот с криком поскакал на одной левой. – Этот ишак сломал мне ногу!
– Дорогой, не надо так ругаться в присутствии Джерри, – попросила его мать.
– Надо поскорей увести его отсюда, пока наш дом не превратился в одну большую навозную кучу, – сказал Ларри.
– Испортил все мои украшения, – сокрушалась Марго. – А я так старалась!
Но меньше всего в эту минуту я думал о семье. Ослик подошел еще ближе к кровати, посмотрел на меня вопросительно и, словно хмыкнув горлом, ткнулся в мои протянутые ладони серой мордой, гладкой, как кокон шелкопряда, или новорожденный щенок, или морской голыш, или бархатистая древесная лягушка – выбирайте по вкусу. Лесли стянул брюки и внимательно изучал синяк на голени, безостановочно чертыхаясь.
– Дорогой, он тебе нравится? – спросила меня мать.
Нравится? Я потерял дар речи.
Ослица была насыщенного коричневого цвета, почти сливового, с огромными ушами, похожими на две лилии, белыми носочками над полированными копытцами, ладно скроенными, как башмаки чечеточника. На спине у нее красовался большой черный крест, с гордостью напоминавший о том, что верхом на ее прародительнице Христос въехал в Иерусалим (и с тех пор ее поносят, как ни одно другое домашнее животное), а неподражаемые сияющие глаза были обведены аккуратными белыми кружками, говорившими об ее происхождении из деревни Гастури.
– Помнишь ослика Катерины, который тебе так нравился? – обратилась ко мне Марго. – Это ее детеныш.
Что только возвысило ее в моих глазах. Ослица, словно сбежавшая из цирка, задумчиво жевала какую-то серебряную канитель, пока я быстро одевался. И где я буду ее держать, слегка запыхавшись, спросил я у матери. Не в доме же, после слов Ларри, что при желании она скоро сможет выращивать картофель в прихожей.
– Так ведь это для нее Костас построил жилье, – был мне ответ.
Полный восторг! До чего же у меня все-таки благородное, доброе и великодушное семейство! Как ловко держали они от меня в тайне этот сюрприз! Сколько усилий потратили на то, чтобы так разодеть ослицу! Неспешно и бережно, словно хрупкий фарфор, я доставил ослицу в сад, а затем в оливковую рощу и, открыв дверь бамбуковой хижины, ввел ее внутрь. Я подумал, что зря я сначала не проверил размеры жилища, так как строитель из Костаса был никудышный. Но хижина оказалась замечательной. Для ослицы в самый раз. Потом я ее оттуда вывел и привязал к оливе на длинной веревке. В течение, наверно, получаса я, словно в трансе, восхищался ею под разными углами, пока она мирно паслась. В конце концов мать позвала меня завтракать, и я удовлетворенно выдохнул. Я решил, что безусловно, независимо от моего личного мнения, мне досталась главная красотка острова Корфу. Уж не знаю, по какой причине, но я ее назвал Салли. Я чмокнул ее в шелковистую мордочку и отправился в дом.
После завтрака, к моему изумлению, Ларри великодушно объявил, что он обучит меня верховой езде. Я и не знал, что он владеет этим искусством.
– А то как же, – заверил он меня с беззаботным видом. – Когда мы были в Индии, я частенько разъезжал на пони. Я их чистил, и кормил, и все такое. Надо же понимать, что ты делаешь.
И вот, захватив одеяло и моток тесьмы, мы отправились в оливковую рощу и закрепили одеяло на спине у Салли. Она наблюдала за нашими действиями с интересом, но без энтузиазма. Ларри не без труда удалось усадить меня верхом, так как Салли упрямо ходила кругами. Тут он сменил привязь на недоуздок и вожжи.
– Управляй, как лодкой, – сказал мне Ларри. – Если захочешь, чтобы она ускорилась, просто наддай ей пятками под ребра.
Я понял, что нет ничего проще, чем верховая езда, дернул вожжи и стукнул Салли по бокам пятками. Увы, мое падение пришлось на роскошный куст колючей ежевики. Пока я из него выбирался, Салли смотрела на меня с искренним удивлением.
– Пожалуй, погоняй ее палкой, а ногами сжимай бока, тогда не упадешь, – посоветовал Ларри.
Он вырезал мне короткую палку, и я снова взобрался на Салли. На этот раз я крепко охватил ее, бокастую, ногами и хлестнул погонялом по загривку. Она несколько раз негодующе взбрыкнула, но я прилип, как пиявка. Через полчаса, к моей несказанной радости, она уже бойко трусила между олив и слушалась вожжей. Ларри валялся под деревом и, покуривая, наблюдал за моими успехами. Убедившись, что я освоил искусство верховой езды, он поднялся и достал из кармана перочинный ножик.
– А теперь, – сказал он, когда я слез, – послушай, как за ней ухаживать. Во-первых, ты должен каждое утро ее вычесывать. Мы купим тебе в городе щетку. И проверяй, чтобы у нее всегда были чистые копыта. Каждый день.
Озадаченный, я спросил, как чистят копыта ослам.
– Я тебе покажу, – непринужденно бросил Ларри.
Он подошел к Салли и, наклонившись, поднял ее заднюю ногу.
– Сюда, – сказал он, показывая ножиком на копыто, – набивается грязь. Что грозит неприятностями. Может загноиться нога и так далее, поэтому важно содержать их в чистоте.
С этими словами Ларри засунул лезвие в копыто. Он явно упустил из виду, что ослы на Корфу неподкованные и что у чада копытце еще относительно мягкое и нежное. Неудивительно, что реакция Салли была такой, как если бы в нее ткнули раскаленным шампуром. Она выдернула копыто из его рук, а когда он удивленно выпрямился, совершила красивый пируэт и лягнула его задними ногами в низ живота. Ларри тяжело осел, сделался белым, согнулся пополам и, держась за живот, принялся издавать странные кряхтящие звуки. Я испугался не за него, а за Салли, понимая, что он придумает какую-нибудь страшную месть, как только придет в себя. Я поспешно отвязал ее от дерева и погнал палкой по склону. Дождавшись, когда она ускачет в оливковую рощу, я побежал на виллу сказать матери, что с Ларри произошел несчастный случай. Вся семья, включая только что приехавшего Спиро, помчалась к месту происшествия. Ларри по-прежнему корчился от боли, хрипя и стеная.
– Ларри, дорогой, – всполошилась мать. – Что произошло?
– У нее бешенство… атаковала меня… разрыв аппендикса… – выдавил из себя Ларри между хрипами.
Опираясь на Лесли и Спиро, он заковылял в сторону виллы, а мать и Марго безуспешно хлопотали вокруг. Когда в нашей семье случается кризис такого масштаба, важно не потерять голову, иначе пиши пропало. Я примчался на кухню, запыхавшийся, но сама невинность, и сообщил служанке, что собираюсь провести весь день на природе, а потому мне надо бы взять с собой еды. Она сложила в бумажный пакет полбатона, несколько луковиц и оливок, а также кусок холодного мяса. Фруктами я мог разжиться в любом крестьянском доме. И с этим харчем я бросился на поиски Салли в оливковых рощах.
