– При чем тут Лондон?
– В таком большом городе все может случиться, – мрачно изрекла она. – Особенно с девушкой.
– Мать, перестань себя накручивать. – Ларри начал терять терпение. – Ну что с ней могло случиться? По-твоему, ее завлекли в притон? Да она ни в одну дверь не пройдет.
– Нашел над чем шутить, – осадила она его.
– А нечего делать из мухи слона, – сказал Ларри. – Какой уважающий себя торговец живым товаром поглядит в ее сторону? Я сомневаюсь, что найдется хотя бы один человек, способный ее дотащить до злачного места.
– Я за нее беспокоюсь и пошлю телеграмму.
И она послала телеграмму кузине Пруденс, которая затем подробно ответила, что Марго связалась с недостойными людьми и что было бы хорошо, если бы мать приехала и вправила ей мозги. Что тут началось! Обезумевшая мать срочно отрядила Спиро покупать билеты и начала лихорадочно паковать вещи. Вдруг она вспомнила про меня. Чувствуя, что оставлять меня на попечении старших братьев не вполне безопасно, она решила взять меня с собой. Спиро был отправлен за дополнительным билетом, и добавились новые вещи. Эта поездка показалась мне подарком Всевышнего. Дело в том, что у меня появился новый репетитор, господин Кралефский, который взялся с мрачной решимостью, невзирая на все мое сопротивление, обучить меня неправильным французским глаголам, и я подумал, что неожиданный вояж в Англию даст мне долгожданный отдых от этих истязаний.
Путешествие на поезде прошло гладко, если не считать того, что мать ежеминутно опасалась быть арестованной фашистскими карабинерами. Этот ее страх возрос тысячекратно после того, как в Милане я нарисовал на запотевшем окне нашего купе карикатуру на Муссолини. Мать оттирала ее добрых десять минут носовым платком, как какая-нибудь прачка на соревновании прачек, прежде чем решила, что все следы благополучно уничтожены.
После спокойного, безмятежного солнечного Корфу вечерний Лондон явился настоящим потрясением. На железнодорожной станции мимо нас с серыми озабоченными лицами сновало столько людей, что мы просто растерялись. Носильщики говорят на малопонятном языке, тысячи огней, толпы народу. Такси, прорывающееся через Пиккадилли, как жук через взрывы фейерверка. Пар изо рта, повисающий в стылом воздухе, словно клубы сигаретного дыма, так что во время разговора все превращаются в персонажей комикса.
Но вот такси подкатило к ложным, покрытым сажей коринфским колоннам отеля «Балаклава». Пожилой кривоногий портье-ирландец внес наш багаж в холл, где нас никто не встретил, а значит, телеграмма о нашем приезде не дошла до адресата. Портье нам сообщил, что молодая леди на собрании, а мисс Хьюз и пожилая дама пошли кормить собак.
– Дорогой, что он сказал? – спросила меня мать, когда портье вышел из номера.
В самом деле, у него был такой сильный акцент, что казалось, будто он говорит на иностранном языке. Я повторил его слова.
– Но что это значит? – растерянно сказала она. – Какое собрание? Какие собаки?
Не знаю, признался я, но, по мне, так в Лондоне явно маловато собак.
– Что ж… – Мать неумело вставила шиллинг в счетчик, чтобы заработал газовый камин. – Нам остается только расслабиться и ждать их возвращения.
Мы прождали час, вдруг дверь распахнулась, и в комнату с распростертыми руками ворвалась кузина Пру, выкрикивая «Луиза, Луиза, Луиза!», как какая-нибудь странная болотная птица. Она по очереди прижала нас к себе, ее глаза цвета дикой сливы лучились любовью и восторгом, а от красивого лица веял легкий аромат духов. Я, как положено, ее поцеловал, ощутив при этом шелковистую, как лепестки анютиных глазок, кожу.
– Я уже подумала, что вы никогда не приедете, – сказала она. – Мама поднимается по лестнице. Для нее, бедняжки, это целое испытание. Вы оба отлично выглядите. Ну, рассказывайте. Как тебе гостиница, Луиза? Такая дешевая и удобная, и при этом столько интереснейших людей.
За открытой дверью послышалось тяжелое дыхание.
– А вот и мама! – воскликнула Пру. – Мама! Мама! Луиза приехала!
На пороге появилась моя двоюродная бабка Фэн. В первое мгновение я подумал несколько немилосердно, что она выглядит как ходячая палатка. Она была в твидовом костюме немыслимого стиля и размеров. Этакая красновато-коричневая твидовая пирамида. На голове несколько потертая вельветовая шляпа – такие, как принято считать, носят феи. Очки, из-под которых смотрели совиные глаза, поблескивали.
– Луиза! – Она широко раскинула руки и возвела взор к потолку, словно ей явилось божественное видение. – И ты, Джеральд! Вы приехали!
Она нас расцеловала и заключила в тесные объятья, не чета воздушно-трепетному прикосновению кузины. Стиснула от всей души, до хруста, а губы после ее поцелуя даже заболели.
– Извини, что мы вас не встретили, Луиза, дорогая, – сказала Пру, – но мы не знали времени приезда, и к тому же нам надо было покормить собак.
– Каких собак? – спросила мать.
– Каких? Щенят бедлингтон-терьера. Ты разве не знала? Мы с мамой разводим собак. – Ее застенчивый хохоток прозвучал как колокольчик.
– Но прежде у вас были другие животные. Не то козы, не то еще кто-то.
– Это само собой, – вступила тетушка Фэн. – И пчелы, и цыплята. Но Пруденс подумала, что хорошо бы еще заняться разведением собак. У нее, знаешь, деловая жилка.
– Луиза, дорогая, я правда считаю это прибыльным занятием, – призналась Пру. – Сначала я купила Динь-Динь и Люси…
– А потом Дзынь-Дзынь, – перебила ее тетушка.
– Да, – согласилась Пру.
– И Люси.
– Мама, я уже это сказала, помолчи, пожалуйста.
– И еще Дзынь-Дзынь.
– Мама не очень хорошо слышит, – пояснила нам Пру, хотя это было и так понятно. – И они все ощенились. Я привезла их в Лондон на продажу, ну а заодно мы тут присматриваем за Марго.
– Кстати, где она? – спросила мать.
Пру подошла на цыпочках к двери и тихо ее прикрыла.
– Дорогая, она на собрании.
– Это я знаю, но на каком собрании?
Пру нервно огляделась, нет ли посторонних.
– Спиритическом, – прошептала она.
– А еще Люси, – вставила тетя Фэн.
– Мама, помолчи.
– Спиритическое собрание? – переспросила мать. – С какой стати она туда пошла?
– Чтобы избавиться от лишнего жира и прыщиков, – пояснила Пру. – Вот только ничего из этого не получится, помяни мое слово. Это злые духи.
Мать заметно встревожилась:
– Все равно не понимаю. Я послала Марго домой, чтобы она показалась доктору, как бишь его?
– Я знаю, моя дорогая, – сказала Пру. – Но потом она приехала в гостиницу и попала в лапы этой злыдни.
– Какой злыдни? – Мать не на шутку всполошилась.
