– Мне надо кое-что тебе сказать, сказать и показать. Я должен был сделать это давным-давно.
Данкен сунул руку в кошелек, достал оттуда талисман и протянул Диане. У той пресеклось дыхание. Она было подставила ладонь, однако отдернула ее.
– Вульферта?
Данкен кивнул.
– Где ты его взял? И почему не сказал мне?
– Потому что боялся, что ты потребуешь его себе. Он был мне нужен.
– Зачем?
– Против Орды. Для той цели, для которой и предназначал его Вульферт.
– Но Катберт говорил...
– Катберт ошибался. Талисман охранял нас с того самого дня, когда я нашел его. Поразмысли-ка: Злыдни насылали на нас своих приспешников, а сами все время держались в стороне. Как ты думаешь, почему?
Диана взяла талисман, повертела его в пальцах, любуясь бликами солнечного света на поверхности камня.
– Какой красивый, – прошептала она. – Где ты его нашел?
– В гробнице Вульферта. Меня туда засунул Конрад, после того как я получил дубинкой по голове в стычке на огороде. Помнишь, мы тогда впервые встретились?
– Как странно, – промолвила Диана. – Класть живого человека в гробницу...
– Да, на Конрада порой находит. Однако обычно все оказывается к лучшему.
– Значит, ты наткнулся на него по чистой случайности?
– Когда я очнулся, то почувствовал, что лежу на чем-то таком, что здорово колется. Сперва я решил, что подо мной камень, а потом, когда уже выбрался, обнаружил талисман. Я хотел отдать его тебе, но...
– Понимаю. Ты хочешь воспользоваться им против Орды? Надеешься, что поможет?
– Да, – кивнул Данкен. – Я уверен настолько, что готов даже побиться об заклад. Ведь ты не будешь отрицать, что нас что-то оберегает? Мне кажется, мы владеем неким оружием, которого опасается Орда. Это должен быть талисман. Иначе с какой стати Злыдням бояться нас?
– Выходит, Вульферт был прав. Выходит, чародеи напрасно не поверили ему.
– Чародеи – тоже люди, – буркнул Данкен, – а людям свойственно ошибаться.
– Хорошо, – сказала Диана. – Но, может, ты объяснишь мне, что привело тебя сюда? Что происходит? Почему тебе столь необходимо попасть в Оксенфорд? Ты до сих пор отмалчивался, скрывал и от меня, и от Катберта. Кстати говоря, у Катберта было много друзей среди оксенфордских ученых. Он переписывался с ними немало лет подряд.
– Что ж, – отозвался Данкен, – пожалуй, теперь можно и рассказать. Мне поручено доставить в Оксенфорд один манускрипт. С твоего разрешения, я не буду слишком уж вдаваться в подробности. – И он принялся излагать историю драгоценной рукописи.
– Оксенфордский клирик, – проговорила Диана, – единственный человек на свете, который способен установить подлинность манускрипта. Как его зовут?
– Уайз, епископ Уайз. Слабый здоровьем старик. Вот почему мы так торопимся. Он может умереть со дня на день. Как выразился его милость, епископ стоит одной ногой в могиле.
– Данкен, – прошептала Диана, – Данкен...
– Что? Тебе знакомо это имя?
– Да. Твой епископ был старинным другом Катберта.
– Замечательно.
– Ах, если бы... Данкен, епископ Уайз умер.
– Умер?
– Катберт узнал о его кончине несколько недель тому назад. Скорее всего, ты тогда еще не покидал Стэндиш-Хауса.
– Боже мой! – воскликнул юноша, опускаясь на колени. Бесцельное, бессмысленное путешествие! Человек, способный определить подлинность рукописи, умер, и не на днях, а давным-давно! Теперь все кончено. Быть может, лет через сто появится другой ученый, столь же образованный, как епископ Уайз. Появится ли? Всем, всем придется подождать: его милости, матери-Церкви, всему христианскому миру... Возможность упущена, и неизвестно, представится ли когда-нибудь новая. – Диана! – вырвалось у Данкена. – Диана!
Она притянула его к себе. В ее движениях сквозила материнская ласка. Он положил голову ей на колени.
– Поплачь, милый, нас никто не видит. Поплачь, и тебе станет легче.
Однако Данкен был не в силах плакать, хотя внутри у него все перевернулось, а к горлу подкатил комок. Он понял вдруг, что до сих пор избегал даже думать о том, что такое манускрипт не для всего человечества, а для одного-единственного человека по имени Данкен Стэндиш; понял, что, пускай верил в бога постольку-поскольку, он все равно надеялся, что Тот, кого звали Иисусом, вправду ходил по земле, произносил те слова, какие приписывали Ему легенды, творил чудеса, смеялся на свадебных пирах, пил вино со Своими учениками и был в конце концов распят римлянами на кресте.
– Данкен, – проговорила Диана, – мне очень жаль...
– Талисман, – произнес он, вскинув голову.
– Да, мы воспользуемся талисманом именно для того, для чего он был изготовлен Вульфертом.
– Положимся на него и сразимся со Злыднями.
– Ты уверен, что он не подведет?
– А разве у нас есть выбор? – пожал плечами Данкен.
– Нет, – согласилась Диана.
– Вполне возможно, что талисман не спасет нас от гибели.
– Я не покину тебя.
– Иными словами, погибать – так вместе?
– Что суждено, то суждено. Однако мне кажется, что все будет в порядке. Вульферт...
– Ты веришь в него?
– Ничуть не меньше, чем ты в свой манускрипт.
– А что потом?
– Ты о чем? Когда все закончится?
– Да. Я вернусь в Стэндиш-Хаус. А ты?
– Без крыши над головой не останусь. Меня с радостью примут в замках других чародеев.
– Пойдем со мной.
– И кем я буду? Приживалкой? Или хозяйкой?
– Моей женой.
– Данкен, милый, во мне течет кровь волшебников.
– А во мне – кровь бессовестных искателей приключений, лихих вояк, пиратов, мародеров и убийц. Бог весть с кого начинался наш род.
– А твой отец? Ведь он – лорд.
Данкен представил себе отца: вот он стоит, высокий и стройный, подкручивает усы, а глаза глядят сурово и вместе с тем доброжелательно.
– Ну и что? – проговорил юноша. – Он прежде всего благородный человек. Он полюбит тебя как дочь. У него никогда не было дочери. Я единственный, кто остался. Моя мать умерла много лет назад. Пойдем со мной. Стэндиш-Хаус истосковался по женской руке.
– Мне надо подумать, – ответила Диана. – Правда, одно могу сказать прямо сейчас. Я люблю тебя.
Глава 31
Рой располагался на вершине невысокого гребня, невдалеке от кромки воды, и производил весьма устрашающее впечатление: черная клубящаяся масса, в которой то и дело что-то сверкало наподобие зарниц, что пляшут на небе летними ночами. Временами рой словно обретал устойчивую форму и плотность; временами же он сильно напоминал смотанный на скорую руку клубок шерсти или мыльный пузырь, готовый вот-вот лопнуть. Он пребывал в постоянном движении, как будто те существа (или кто они там были), которые его составляли, беспрерывно подыскивали себе местечко поудобнее, выстраивались то так, то этак, дабы создать наиболее приемлемый порядок. Порой казалось, что в общей массе можно различить отдельные фигуры, однако они буквально в следующий миг исчезали из виду. И слава богу, подумал Данкен, ибо то, что он успел разглядеть, внушило юноше настоящий ужас. Твари, которые образовывали рой, превосходили своей отвратительностью самые кошмарные фантазии.
