— Не знаю, не знаю! Впрочем, вот что я вам посоветую. Старший дворник нашего дома, большой, кстати сказать, мошенник, но ловкий человек. Пошлите к нему агента и прикажите достать карточку — он наверное сумеет сделать это.
— Хорошо, попробую, — сказал Филиппов и стал прощаться.
— Но я покорнейше прошу, ваше превосходительство, оставить весь этот разговор между нами. До поры до времени важно не спугнуть предполагаемого преступника.
На этом они расстались.
Из той же боязни спугнуть Долматова Филиппову не хотелось дать старшему дворнику никаких оснований заподозрить о вмешательстве полиции в какие-то дела его квартирантов. Не было уверенности в том, что дворник не проговорится, а то и просто известит Долматова, и последний скроется. Поэтому Филиппов прибегнул к хитрости: вызвав к себе толкового агента, он заставил его тщательно загримироваться старым камердинером из хорошего дома, подробно объяснил ему предстоящую роль, после чего «постаревший» агент в седоватом парике, с расчесанными седыми бакенбардами и чисто выбритым пятачком на подбородке направился к старшему дворнику дома Долматовых.
Позднее он рапортовал:
— Вошел я во двор, нашел квартиру старшего дворника и постучал.
«Здесь живет Гаврила Никитич Пономарев?» — спросил я у встретившего меня мужчины. «Мы самые и будем». — «Очень приятно познакомиться, — сказал я приветливо, — а мы к вам по важному делу, Гаврила Никитич!» — «Милости прошу, присаживайтесь и рассказывайте, кто вы будете и по какому делу пожаловали?» — «Зовут меня-с Иваном Максимовичем. Двадцать шестой год служу я камердинером у богатых хороших господ. Господа ко мне привыкли-с и, можно сказать, считают своим человеком в доме. Да и как не считать-то? Двадцать пять лет служу им верой и правдой, весь дом на моих руках. Молодые господа все при мне родились и выросли. Ну одним словом — доверяют. А пожаловал я к вам, Гаврила Никитич, по секретному делу, и в деле этом женский пол замешан». — «Вот оно что!» — удивился дворник. «Да-с! Дело, можно сказать, субтильное, Гаврила Никитич. Но ежели мне поможете, то в убытке не будете!» — «Что же, мы с превеликим удовольствием, Иван Максимович, за нами остановки не будет!» — «Так извольте слушать. Проживают в вашем доме господа Долматовы?» — «Как же, в третьем этаже квартиру занимают». — «Ну так вот-с: как оно случилось, где наша барышня повстречала молодого барина Долматова, — того мы не ведаем. А только сказать могу одно, что влюбилась она в них без памяти. Долго крепилась, молчала, а тут как-то призывает меня и говорит: “Сослужи мне, Максимыч, верную службу, раздобудь ты мне ихнюю карточку”. — “Да как же, милая барышня, я раздобуду-то ее? Я бы и рад, да где же найти-то?” — “А уж делай, как знаешь, хоть подговори, хоть подкупи кого, а только хоть из-под земли, да достань!”» Вот тебе, говорит, сто рублей на расходы, а понадобится еще — дам и еще!
— Да-с, ваше дело серьезное, — сказал дворник, — а помочь я все-таки, пожалуй, смогу, только, конечно, не пожалейте денег, расходы будут.
— Мы понимаем, как же без этого! Я вот пятьдесят целковых вам дам вперед, а остальные пятьдесят после, как только доставите мне карточку.
К следующему же дню карточка Долматова была получена и предъявлена для опознания. Подруга убитой тотчас же признала в ней одного из «веселых знакомых». На вопрос, этот ли господин оставил карточку, прислуга ответила: «Они-с!» Ювелир, не утверждая точно, усмотрел в ней большое сходство с продавцом кольца, и наконец приказчик от Пека сказал с уверенностью: «Они самые-с!»
Таким образом, Долматов оказался убийцей Тиме!
Но кто его приятель, участвовавший прямо или косвенно в этом убийстве? Ведь швейцар видел двух молодых людей, выходивших утром из квартиры убитой. Решено было сейчас же арестовать Долматова в надежде, что при аресте он назовет имя второго преступника.
Чиновнику К. предстояла весьма тягостная задача: явиться к старикам Долматовым, известить их о преступлении сына и арестовать последнего. Я и поныне не без волнения вспоминаю рассказ моего сослуживца об этих грустных минутах.
— Мне дверь открыла какая-то пожилая старушка, — говорил К., — не то старая нянюшка, не то экономка.
— Вам кого, батюшка? — спросила старушка.
— Мне барина вашего нужно видеть, вот передайте им мою карточку.
— Сейчас, сейчас доложу! Проходите, пожалуйста, в ихний кабинет! — И она открыла боковую дверь.
Я вошел в кабинет. Он был обычного вида; но что обратило мое внимание — это многочисленные фотографии убийцы, висевшие на стенах и стоявшие на письменном столе. За спиной моей послышались мягкие шаги. Передо мной стоял Долматов-отец, старик лет шестидесятипяти, и, ласково глядя, приветливо мне улыбался.
— Чем могу служить? — сказал он, любезно подвигая кресло.
— Я приехал к вам, ваше превосходительство, по весьма грустному делу!
Старик заметно побледнел и вопросительно на меня уставился.
— Я приехал арестовать вашего сына!
Долматов заволновался, стал что-то шарить на столе, надел и снял пенсне и, наконец справившись с собой, заговорил:
— Да, конечно, разумеется! Очевидно, что-то случилось! Ведь он такой у нас шалый! Но, ради бога, войдите в мое положение! Быть может, еще не поздно и, мобилизуя известную сумму, можно потушить дело? Наверное, какие-нибудь долги, растрата, а то по молодому делу — роман, насилие. Но кто же из нас не был молод? Господи, всего бывало! Не губите молодого человека да пожалейте и меня, старика. Маша-а-а! — крикнул он жене.
В кабинет вошла Долматова — женщина лет пятидесяти.
— Вот полюбуйся, послушай, что говорит господин чиновник сыскной полиции. Сколько раз я тебя предупреждал, что с этим баловством ты его до добра не доведешь. Вот и дотанцевались! — И он схватился за голову.
— Что такое? — тревожно спросила она меня. — В чем дело? Я ничего не понимаю!
— Я приехал арестовать вашего сына!
— За что? Почему?
— Он обвиняется в тяжком преступлении.
— В каком?
— В убийстве, сударыня!
При этих словах старик Долматов как-то подпрыгнул, хотел что-то сказать, но тотчас же осел и медленно сполз с кресла на пол.
— Борисовна! — громко крикнула хозяйка.
Вбежала старушка, открывшая мне дверь.
— Скорее, скорее, Борисовна, доктора! Барину худо, да помоги же поднять его!
Общими усилиями мы подняли Долматова с полу и перенесли на диван. У него отнялась левая сторона тела. Госпожа Долматова, не потерявшая самообладания, оказав первую помощь мужу, спросила меня дрожащим голосом:
— Ведь не правда ли, у вас нет твердой уверенности, это лишь предположение, случайное стечение обстоятельств? — И в глазах этой матери засветилась такая страстная надежда, что у меня не хватило духу сказать ей правду.
— Уверенности нет, но многое складывается не в пользу вашего сына, он под сильным подозрением, и я должен его арестовать до выяснения дела.
