Послышался шорох, и Паук вышел из теней.
Морису показалось, что он видит крысиную стаю: крысы бежали по ящикам, – нет, не столько бежали, сколько плавно перетекали, как будто лапками их управляло единое существо. Крысы выползли на свет, перебравшись через какой-то мешок, и Морис заметил, что хвосты их связаны в огромный безобразный узел. А еще – все крысы были слепы. Все восемь крыс встали на дыбы и рванулись, натягивая хвосты. В голове Мориса загрохотал голос Паука:
– Тогда скажи мне правду, белая крыса. Ты меня видишь? Подойди ближе! Да, ты видишь меня в своем тумане. Ты меня видишь. Люди создали меня забавы ради! Дескать, свяжем крыс за хвосты и посмотрим, как они вырываются и барахтаются. Но я – не вырывался. Вместе мы сила! Один разум обладает силой лишь одного разума, два разума обладают силою двух, но три разума обладают силою четырех, а четыре – силой восьми, а восемь разумов… едины: это один разум, сильнее, чем восемь отдельно взятых. Мой час близится. Глупые людишки устраивают крысиные бои, выживают сильнейшие, и тогда уже они дерутся друг с другом, и выживают сильнейшие из сильных… скоро клетки распахнутся, и люди узнают, что такое нашествие! Видишь этого глупого кота? Он хочет прыгнуть, но я играючи его удерживаю. Ничей разум не в силах противостоять мне. Однако ж ты… ты интересен. Твой разум похож на мой: он думает за многих крыс, а не только за одну. Мы хотим одного и того же. У нас обоих есть планы. Мы оба хотим, чтобы крысы восторжествовали. Присоединяйся к нам. Вместе мы будем… СИЛЬНЫ.
Повисло долгое молчание. Слишком долгое, на Морисов вкус.
– Да, твое предложение… не лишено интереса, – выговорил наконец Фасоль Опасно-для-Жизни.
Персики охнула, а Фасоль Опасно-для-Жизни тихо продолжал:
– Мир огромен и опасен, это так. А мы слабы, и я устал. Вместе мы обретем силу.
– Воистину!
– А скажи, пожалуйста, что станет с теми, кто не силен?
– Слабых пожирают. Так было всегда!
– Ага, – кивнул Фасоль Опасно-для-Жизни. – Так было всегда. Становится все понятнее.
– Не слушай его! – прошипела Персики. – Он воздействует на твой разум.
– Нет-нет, мой разум в полном порядке, спасибо, – откликнулся Фасоль Опасно-для-Жизни все тем же спокойным голосом. – Да, это очень заманчивое предложение. И мы станем вместе править крысиным миром, так?
– Мы станем… сотрудничать. – А Морис подумал про себя: «Да, конечно. Ты сотрудничаешь, а они правят. Ты ведь на такое не купишься, ведь нет?»
Но Фасоль Опасно-для-Жизни промолвил:
– Сотрудничать. Да. Вместе мы дадим двуногим бой – какой им и не снился. Соблазнительно. Очень соблазнительно. Правда, при этом погибнут миллионы крыс…
– Они же и без того погибают.
– М-м-м, да. Да. Да, это верно. А вот взять вот эту крысу, – спросил Фасоль Опасно-для-Жизни, внезапно указав лапкой на одну из крупных крыс, что загипнотизированно глядела на пламя, – ты можешь мне сказать, что она думает на этот счет?
Паук был явно озадачен.
– Думает? А зачем ей что-то думать? Она же крыса!
– А, – кивнул Фасоль Опасно-для-Жизни. – Вот теперь все стало совсем понятно. Но ничего не получится.
– Не получится?
Фасоль Опасно-для-Жизни вскинул голову.
– Потому что, видишь ли, ты просто думаешь за многих крыс, – объяснил он. – Но ты не думаешь о них. И ты никакая не Большая Крыса, что бы ты ни говорил. Каждое твое слово – ложь. Если Большая Крыса в самом деле существует, а я надеюсь, что да, она не станет говорить о войне и смерти. Большая Крыса воплощала бы все то лучшее, чем мы можем стать, а не худшее из того, что мы есть. Нет, я не примкну к тебе, лжец во тьме. Я предпочитаю наш путь. Мы порою бываем и глупы, и слабы. Но вместе мы сильны. У тебя есть планы на крыс? А у меня есть для них мечты.
Паук, дрожа от ярости, встал на дыбы. В сознании Мориса бушевал голос.
– А ты небось считаешь себя хорошей крысой? Но хорошая крыса – та, что крадет больше прочих! Ты думаешь, хорошая крыса – это крыса в жилетике, это маленький человечек, покрытый шерстью? О да, я знаю про эту вашу дурацкую, дурацкую книжонку! Предатель! Предатель крыс! Не хочешь ли испытать мою… БОЛЬ?
Морис испытал – и сполна. Боль обрушилась на него порывом раскаленного докрасна воздуха. В голове заклубился пар. Кот узнал это чувство. Именно так он ощущал себя до того, как изменился. Именно так он ощущал себя прежде, чем стал Морисом. Он был просто котом. Умным котом, но – всего лишь котом.
– Ты бросаешь мне вызов? – завопил Паук, и Фасоль сложился вдвое. – Когда я воплощаю в себе все, что составляет самую суть КРЫСЫ? Я – грязь и тьма! Я – шорохи под половицами, шуршание в стенах! Я – тот, кто подкапывает, и расхищает, и портит! Я – все то, что ты отрицаешь! Твое истинное я! Ты будешь ПОВИНОВАТЬСЯ МНЕ?
– Никогда, – отозвался Фасоль Опасно-для-Жизни. – Ты – только тень.
– Почувствуй мою БОЛЬ!
Морис знал: он – больше, чем кот. Он знал, что мир огромен и сложен и не сводится к вопросу о том, чем доведется в следующий раз пообедать: жуком или куриной ножкой. Мир велик и непрост, и в нем много всего изумительного, и…
Раскаленное докрасна пламя жуткого голоса выжигало ему мозг. Воспоминания отматывались и, кружась, уносились в темноту. Все прочие тихие голосочки – не жуткий голос, но внутренние голосочки Мориса, – те, что докучали ему, спорили промеж себя и объясняли коту, что он делает не так и как на самом деле надо, слабели…
А Фасоль Опасно-для-Жизни по-прежнему стоял там, маленький, дрожащий, и глядел во мрак.
– Да, – сказал Фасоль, – я чувствую боль.
– Ты только крыса и ничего больше. Маленький жалкий крысеныш. А я – сама ДУША крысиного народа. Признай это, маленький слепой крысенок, маленькая слепая ручная зверюшка.
Фасоль Опасно-для-Жизни пошатнулся, и Морис услышал:
– Нет. И я не настолько слеп, чтобы не видеть тьму.
Морис принюхался: да, Фасоль обмочился от страха. И все равно не стронулся с места.
– Ну да, – прошептал голос Паука. – И еще ты можешь подчинять себе тьму, так? Ты сам так говорил одной мелкой крыске: «Ты научишься справляться с тьмой».
– Я – крыса, – прошептал Фасоль Опасно-для-Жизни. – Но я не нечисть.
– НЕЧИСТЬ?
– Когда-то мы просто бегали и пищали в лесу, среди прочих таких же тварей, – отозвался Фасоль Опасно-для-Жизни. – А потом люди понастроили амбаров и кладовых, битком набитых едой. Мы, конечно, брали что могли. И нас прозвали нечистью: на нас ставили капканы, нас травили ядом, и каким-то образом из этого бедствия родился ты. Но ты – это не ответ. Ты – просто еще одно злое порождение людей. Ты ничего не предлагаешь крысам, кроме новой боли. Ты обладаешь силой подчинять себе чужие умы, когда они устали, или глупы, или расстроены. Ты сейчас в моей голове.
