И Сталин заключал: “Все эти крупные недостатки постановки говорят о несерьезном, безответственном отношении руководства Большого театра, его директора т. А.Солодовникова к созданию нового советского оперного репертуара. А ведь именно Большой театр, лучший оперный театр нашей страны, показывающий высокое художественное мастерство в постановке классических опер, должен стать образцом для всех театров и в постановке советских опер”
[489].
Но в итоге Сталин вновь пощадил любимый театр. Виноватым оказался лишь директор Солодовников. И его уволили. Кондрашин рассказывал, что в “штрафной список” предполагали включить и его фамилию, но Сталин ее собственноручно вычеркнул.
Обиднее всего диктатор обошелся с Жуковским. Казус был в том, что ему за оперу “От всего сердца” второпях успели присудить еще одну Сталинскую премию, и Сталин тогда не обратил на это особого внимания. Каково же было Жуковскому прочесть в “Правде” от 13 мая 1951 года краткое сообщение о том, что Совет министров СССР отменил решение Комитета по Сталинским премиям о присуждении таковой композитору Жуковскому.
Это было беспрецедентной акцией. Никогда еще прежде у лауреата Сталинской премии не отбирали этого почетного звания. Подобным демонстративным способом Сталин посылал устрашающий сигнал всей творческой интеллигенции. Никто, даже обласканная прежде вождем элита, не был застрахован от наказания за “недостаточную радивость”. Никто не должен был считать себя пожизненным сталинским любимцем. Этим Сталин усиливал свой имидж “строгого отца”, сурово взыскивающего за провинности, независимо от прошлых заслуг.
* * *
В Большом, конечно, приуныли: ведь всё это совпало с празднованием 175-летия театра. До скандала с оперой Жуковского все ожидали по меньшей мере повторения “золотого дождя” по образцу 1937 года. Этого не случилось. Но всё же любимые певцы Сталина – среди них Михайлов, Рейзен, Пирогов, Козловский, Лемешев – получили ордена Ленина. Дирижеры Мелик-Пашаев и Юрий Файер, а также балерины Галина Уланова и Ольга Лепешинская стали Народными артистами СССР. Достался орден Ленина и Голованову, к которому Сталин продолжал благоволить.
28 мая 1951 года в Большом театре прошел торжественный концерт, посвященный юбилею. Его апофеозом стало исполнение хора “Славься!” из “Ивана Сусанина” (“Жизнь за царя”) – сталинского оперного идеала. Это была важная символическая нота. Ею словно подводились итоги сталинской политики по отношению к Большому. И политика эта была целеустремленной и настойчивой. Вождь вплотную занимался проблемами Большого театра тридцать лет, уделяя им массу времени и энергии. Он тратил на это огромные суммы из государственного бюджета, хотя в полунищей и разрушенной стране мог бы направить их на совершенно иные нужды.
Можно было бы сравнить Сталина с баварским королем Людвигом II, легендарным покровителем Вагнера, специально для него воздвигшим роскошный оперный театр в Байрейте. Но Сталин не был, подобно Людвигу, экзальтированным неуравновешенным мечтателем. Он был человеком, сознательно выстраивавшим и свой имидж, и имидж подчиненного ему государства. Сталин видел Советский Союз как мощную коммунистическую многонациональную империю с глобальными амбициями.
Подобная империя, по представлениям Сталина, должна была обладать некой образцовой театральной сценой. Такой сценой он стремился сделать Большой театр – и он в этом преуспел.
У него были и другие любимые театральные коллективы – к примеру, московские Художественный и Малый театры. Но он считал, что театрам на русском языке будет трудно завоевать международную аудиторию. Другое дело – опера и балет. Нет сомнения в том, что в культурно-экспансионистских планах вождя Большому театру была уготовлена ведущая роль.
* * *
Вмешательство Сталина в повседневную культурную практику Большого приобретало всё более капризный и тиранический характер. Никто не мог предсказать, какой будет его реакция.
Возможно, Сталин того и добивался. Но вместо ожидаемого эффекта это неизбежно приводило к неуверенности и хаосу в делах культуры. К тому же на бесконечные конъюнктурные переделки, призванные угодить единственному – но главному – зрителю, тратились огромные усилия и средства.
Начиная с конца 1940-х и до конца жизни Сталина громадный механизм Большого театра работал в недопустимо замедленном темпе, с заметным скрипом и перебоями. За внешне благополучным фасадом назревал серьезный кризис.
Судьба Большого, как всегда, была связана с судьбой страны, жившей в последние годы правления Сталина в напряженном тревожном ожидании: куда поведет ее вождь? Никто этого не знал. Печально известное дело “врачей-убийц” и инициированные Сталиным перетасовки в высшем руководстве настраивали на самые мрачные предчувствия.
Смерть диктатора 5 марта 1953 перевернула эту тяжкую страницу и в истории страны, и в истории Большого. История Большого, складывавшаяся необычно еще с самого зарождения театра, в очередной раз обновилась.
О том, как это произошло, и о драматичном, часто мучительном пути, пройденном Большим театром после смерти Сталина, и пойдет речь в последующих главах.
Часть четвертая. Большой от оттепели до наших дней
Глава 9. Хрущевские времена
Последним спектаклем, который Сталин посетил в Большом, стало “Лебединое озеро”, один из любимых балетов вождя. Он приехал в театр один, как это стало для него привычным в последнее время, и разместился в углу пустой ложи. Не дождавшись окончания последнего акта, он уехал – быть может, почувствовал себя неважно. Произошло это 27 февраля 1953 года. 1 марта его постиг обширный инсульт, а через пять дней потрясенной стране объявили о смерти вождя.
В том, что кончина Сталина, а с ней и исторический перелом судеб страны оказались связанными с “Лебединым озером” – самым драматическим произведением русского балета, – было нечто символическое.
Чайковский создал свое “Лебединое озеро” как трагическую поэму. И в этом качестве балет завоевал всемирное признание и стал визитной карточкой Большого театра. Странным образом у этого произведения появился политический подтекст, особенно ясно проявившийся в 80-х годах XX века, когда кремлевские вожди начали умирать один за другим. Кому-то из партийного руководства пришла в голову идея сопровождать траурные объявления этих смертей трансляцией “Лебединого озера” по телевизору и радио. Очевидно, элегические звуки музыки Чайковского должны были, вызывая необходимые скорбные эмоции, одновременно действовать успокаивающе.
Постепенно советские люди стали к этому привыкать. Когда по телевизору начинали показывать “Лебединое озеро”, они уже догадывались, что умер очередной вождь. Наиболее гротескный случай использования “Лебединого озера” как политического анонса приключился на самом закате Советского Союза. Тогда группа заговорщиков решила отстранить от власти творца перестройки Михаила Горбачева. 19 августа 1991 года они объявили, что к руководству страной пришел Государственный комитет по чрезвычайному положению (ГКЧП). Это сообщение также сопровождалось показом по телевизору “Лебединого озера”, звуки которого аккомпанировали появлению на улицах Москвы танков, подчиненных ГКЧП. Заговорщики продержались у власти только три дня, но дни эти в сознании страны остались навсегда связанными со звуками “Лебединого озера”…
