Прошло восемь лет, и Джулия, теперь уже девятилетняя, снова заболела. Хотя Стречер и его жена Джери старались не нервничать по мелочам (хотя кто бы их в этом обвинил?), они почувствовали, что с дочерью что-то не так. Интуиция их не подвела. Доктора сообщили им ужасную весть: второе сердце отказывало. Ей нужно было новое чудо и новое сердце. Стречеры снова проводили бессонные ночи в детской реанимации.
Джулия получила новое сердце, но на этот раз трансплантация сопровождалась серьезными осложнениями. Стречер был уверен, что дочь не выживет. Он вспоминает, что его жена Джери даже в этот трагический момент думала о других. «Джери добивалась того, чтобы врачи разработали план передачи органов Джулии другим пациентам, — рассказал он нам. — Мы думали, что ей ничто не поможет». Но, к счастью, Джулия выкарабкалась. По словам Стречера, никто не мог объяснить, как это произошло тогда, он не может объяснить этого и теперь. Свершилось еще одно чудо.
Джулия выросла умной и красивой девушкой. Под конец первого курса колледжа медсестер она вместе со своим бойфрендом и с семьей отправилась на весенние каникулы в Доминикану. Жизнь была прекрасна. Пока не закончилась. Второго марта 2010 года сердце Джулии неожиданно перестало биться. На этот раз ни это сердце, ни другое, помещенное в ее грудную клетку, не смогли бы забиться снова. Джулия умерла в 19 лет, когда вся жизнь была у нее впереди.
Это разбило сердце ее отца. После второй пересадки Стречер, хорошо понимая, что жизнь Джулии — драгоценный дар, поставил своей целью помочь дочери прожить полную и насыщенную жизнь. Они путешествовали по миру, катались на слонах в Таиланде, летали на парапланах в Скалистых горах, прыгали с девятиметровой скалы в воду. Смысл его жизни исчез вместе с Джулией. «Я не хотел больше жить, — вспоминает он. — Я утратил свой путь».
Три месяца спустя после смерти Джулии Стречер скрывался от всех в уединенном коттедже в Северном Мичигане. Однажды, увидев сон о дочери, он сел в каяк и выгреб на середину озера. Было около пяти утра. Поднималось солнце, кругом царили тишина и покой. «Я разрыдался и вдруг почувствовал, что Джулия говорит со мной, — вспоминает он. — Она сказала: “Ты должен идти вперед, папа”».
Лишь потом Стречер понял, что это произошло на День отца.
В этот момент Стречер осознал, до какой степени пустой стала его жизнь. Заговорив с ним, Джулия заставила его понять, что так жить дальше нельзя. Ему нужно свое «зачем». Ему нужна новая цель. Ему явилось откровение. И он решил, что если он сможет вернуться к смыслу, то сможет и другим помочь найти его. Джулия указала ему путь.
Стречер не стал терять времени. Он посвятил большую часть своих исследований поиску значения целеполагания. Он также снова начал преподавать. Вы можете себе представить, как это было для него непросто. «Я узнавал Джулию в каждой студентке», — говорит он. Время шло, и Стречер занялся поиском новых целей в жизни. Одной из них, по его словам, «…стало обучение каждого студента и студентки так, словно они — мои родные дети».
И тогда произошло нечто замечательное. Стречер начал чувствовать себя лучше. Ему все еще было больно, но он выбрался из бездны. Разумеется, улучшение наступило не мгновенно, но он начал замечать, что просыпаться каждое утро не так уж плохо. Он начал снова наслаждаться жизнью. И что поразительно, его исследования помогали объяснить трансформацию, которую он переживал.
Человеческая история показывает, что, когда люди сосредоточиваются на цели, выходящей за пределы собственного «я», на цели более великой, чем они сами, они становятся способны на большее, чем полагали возможным. Стречер считает, что так происходит потому, что, когда мы глубоко концентрируемся на чем-то за пределами себя, наше собственное «я» минимизируется. А основа нашей идентичности — это буквально самозащита. Именно наше «я», встретившись с угрозой, велит нам замереть или бежать. Когда мы превосходим свое «я» и минимизируем наше эго, мы оказываемся способны преодолеть страх, тревогу и физиологические защитные механизмы, которые так часто удерживают нас от великих свершений. Перед нами открывается целый новый мир возможностей.
Сфокусировавшись на помощи другим и обучении своих студентов так, как если бы они были его детьми, Стречер смог преодолеть потерю Джулии. Сфокусировавшись на спасении жизни Кайла Холтраста, Бойл смог поднять полуторатонную машину. Хотя на первый взгляд эти истории могут показаться разными, они обе являются примерами того, как люди, стремящиеся к цели, более важной, чем они сами, могут преодолеть боль, страх и усталость и добиться того, что кажется невозможным.
Чтобы лучше разобраться, как работает этот феномен, полезно обратиться к неожиданному ресурсу: спортивной науке.
Усталость только в голове?
В начале 90-х годов доктор Тим Ноакс, специалист по спорту из лаборатории физиологии Кейптаунского университета, совершенно по-новому взглянул на усталость. Ранее превалировало мнение, что усталость зависит от тела. При определенной интенсивности или продолжительности физической нагрузки требования, которые мы предъявляем нашим мускулам, становятся слишком велики, и в конце концов мышцы отказывают. Спросите любого спортсмена, начиная с марафонского бегуна и заканчивая пауэрлифтером, и они скажут, что им знакомо это ощущение. Оно не из приятных. Сперва терпимое напряжение становится все сильнее и сильнее, пока не становится непереносимым. Бегун двигается все медленнее и начинает ковылять, пауэрлифтер не может в последнем подходе поднять и гантель. Как бы они ни старались, но горючее кончилось, и мускулы отказываются сокращаться.
Ноакс, однако, не верил, что усталость связана только с телом и что мышцы действительно полностью лишаются сил. Он задался вопросом, почему столь многие спортсмены, явно охваченные усталостью, все-таки способны ускориться на последнем отрезке пути, когда финиш у них перед глазами. Если бы мышцы действительно отказывали, предположил Ноакс, то эти финальные рывки были бы невозможны. Чтобы доказать свою гипотезу, Ноакс прикрепил электрические сенсоры к спортсменам и поручил выжимать ногами вес до той поры, пока они просто не смогут больше. (В спортивной науке это называется «доведение до мышечного отказа».) Когда все участники сдались, заявив, что они больше не могут пошевелить ногами, Ноакс пропустил электрический разряд через сенсоры. К общему изумлению — особенно участников, чьи ноги не шевелились, — мышцы стали сокращаться. Хотя подопытные не могли контролировать мускулы самостоятельно, Ноакс доказал, что мышцам еще есть что показать. Участники чувствовали себя опустошенными, но, судя по всему, их мышцы не дошли до предела.
Ноакс повторял этот эксперимент в разных видах и наблюдал тот же результат. Хотя участники сообщали, что совершенно иссякли и не способны пошевелиться после упражнений, так как переживали то, что они считали мышечным отказом, после применения электростимуляции мышцы все равно реагировали. Ноакс пришел к заключению, что вопреки популярному убеждению физическая усталость зависит не от тела, а от мозга. Дело не в том, что наши мышцы устали, а в том, что наш мозг отключает их, хотя у них есть еще несколько процентов заряда. Ноакс считает, что это наш природный способ самозащиты. Физиологически мы можем подтолкнуть наши тела к истинному отказу (например, доведя себя до травмы), но мозг вмешивается и создает ощущение отказа до того, как мы реально себе навредим. Мозг, замечает Ноакс, это наш «центральный управляющий» усталости. Это наше «я» отключает нас, когда сталкивается с угрозой и страхом. Иными словами, мы запрограммированы отступать, когда дела идут плохо. Но, как показали Бойл и Стречер, центрального управляющего можно и подвинуть.
