Всю ночь перед операцией я не мог заснуть, мучило какое-то нехорошее предчувствие. Не нравилось мне и то, что сесть можно было только в одном месте, и что вокруг этого единственно возможного места посадки было много беседок и небольших кирпичных строений, где были целебные источники с минеральной водой.
Утром встали и идём на стоянку. Нехорошее предчувствие нарастает… Но делать нечего — мы подготовили технику, подвесили боеприпасы. Десант уже сидел в вертолётах. Я поставил своим задачу, и мы пошли запускаться. И вдруг меня вызывает к телефону командующий. Говорит: «Вылета не будет, вам — отбой». — «А почему, товарищ командующий?». — «Потом узнаешь».
Оказалось, что контрразведчики, дай Бог им здоровья и долгих лет жизни, раскололи этого капитана. Милиционер то ли за деньги, то ли под угрозой расправы с его семьей передал нашим ложную информацию. На самом деле никакие бандиты в санатории не отдыхали, а приготовились к встрече с нами. На единственной площадке, где могли сесть вертолёты, ими была пристреляна каждая пядь земли. Как нам потом сказали, с «мухами» (ручной гранатомёт. — Ред.) там сидело столько «духов», что они сожгли бы всю нашу десантную группу за две минуты…
Во время этой командировки я летал каждый день. Только солнце встаёт, полк ещё спит, а я сажусь на МИ-8 и лечу на разведку погоды. Брал один МИ-24 для прикрытия. Обычно летал с командиром эскадрильи Андреем Скворцовым. Цель была такая — походить по Аргунскому ущелью, по Введенскому ущелью, посмотреть погоду: есть облака, нет облаков, есть ли туман в ущельях.
И, кроме того, я облетал все площадки в зоне нашей ответственности, где стоят полки, бригады, отдельные батальоны. На каждой площадке был авиационный наводчик. По очереди их запрашиваю: «Есть ли «двухсотые» или «трёхсотые»?». Ведь обстрелы обычно случались ночью. Так что одновременно кроме разведки погоды я решал ещё несколько задач: проверял связь с передовыми авианаводчиками и собирал раненых и убитых. На обратном пути залетал в Грозный, выгружал в медсанбате раненых и убитых и возвращался на свой аэродром.
Весь утренний полёт обычно занимал около часа. К моему возвращению полк уже просыпался, все уже позавтракали. Сажусь, заруливаю — а полк уже стоит возле командирской палатки, командного пункта полка. Тут же даю предполётные указания: кто куда летит, кому какая задача и так далее.
В сентябре 1995 года нам была поставлена задача отработать по Алхазурово. Там, по данным нашей разведки, «духи» организовали школу наводчиков переносных зенитно-ракетных комплексов. Наши лётчики почти все имели афганский опыт, поэтому соображали быстро. И первая мысль у всех одна: как прикрыть ударные группы вертолётов от пуска ПЗРК. И вот что изобрели: впереди идёт группа МИ-24, которая и должна работать по цели. Сверху летят МИ-8, которые бросают САБы (светящаяся авиабомба. — Ред.) на парашютах.
У нас было четыре вертолёта МИ-8, у каждого — по шесть светящихся бомб. Этими бомбами мы всё небо забросали. Так что, если бы были пуски с земли, то ракеты должны были уйти на эти бомбы.
И ещё — за ударной группой шла ещё четвёрка МИ-24, которые выпускали С-8О (осветительная ракета. — Ред.). Эта ракета тоже светится во время опускания на парашюте. Её обычно используют для стрельбы ночью с самоподсветом. Делается это так: сначала этими ракетами надо цель подсветить, а пока они опускаются на парашютиках — ты наносишь удар уже боевыми ракетами. То есть мы сверху подвесили большие САБы, а снизу на парашютиках — С-8О. Тем самым мы полностью прикрыли от пусков ПЗРК ударную группу МИ-24.
Таким образом, по земле мы отработали по полной программе, а по нам не было ни одного пуска. Я думаю, что с такой воздушной армадой вертолётов «духи» решили не связываться. Когда вертолёт с пушкой, пулемётами, управляемыми и неуправляемыми ракетами и бомбами идёт на тебя на пятнадцатиметровой высоте, то надо быть полным идиотом, чтобы начать стрелять. Я сам видел, как люди и в туалеты прыгали, и в канавы сточные, — хоть куда, лишь бы скрыться.
В этой командировке я придумал новый способ посадки на площадку ограниченных размеров в горах, которым до сих пор горжусь, — посадка на площадку с боевого разворота. Расчёты, конечно же, должны быть точнейшие и для каждой площадки отдельные, причём с обязательным учётом загрузки вертолёта, температуры воздуха и ещё многих других составляющих. Если всё было рассчитано и учтено, получалось не только красиво, но и безопасно. Боевой разворот выполняется для того, чтобы при полёте на предельно малой высоте своевременно выполнить атаку по цели. Ведь когда ты летишь низко, заранее цель увидеть почти невозможно, и ты часто её видишь, когда уже пролетаешь мимо. Вот тут ты делаешь резкий набор высоты, который переходит в разворот на сто восемьдесят градусов с креном. И при этом цель ты из виду не теряешь и дальше работаешь по ней с пикирования. Точность стрельбы в этом случае резко увеличивается.
А я придумал с боевого разворота садиться. В горах пехота обычно сидит на высоких площадках. Ведь в горах так: кто выше, тот и хозяин положения. Заход и посадка на площадку обычно выполняются следующим образом: на удалении километра полтора-два плавно подгашиваешь скорость, плавно зависаешь и плавно садишься. Но чем медленней ты заходишь на посадку, чем больше висишь, тем дольше приходится находиться в зоне обстрела. Поэтому все и норовят зайти покруче и сесть покруче… А в случае посадки с боевого разворота идёшь по ущелью очень быстро, на скорости двести пятьдесят километров. На такой-то скорости тебя только начали в прицел ловить, а ты уже ушёл… В определённый момент ты начинаешь делать боевой разворот, но не для того, чтобы ударить, а чтобы сесть. Тут мне пригодилось, что в училище я очень любил аэродинамику. Поэтому для каждого элемента разворота я высчитывал параметры: скорость, высота, крен, тангаж. А расчёты эти нужны, чтобы знать, в какой точке надо начать боевой разворот, чтобы он закончился посадкой точно на площадку. И такие расчёты мы выполнили для каждой площадки. Поэтому-то при заходе на площадку ни один вертолёт у нас не был атакован, хотя «духи» эти площадки давно вычислили и пристреляли.
Когда мы вернулись в родной полк на Дальний Восток, то устроили торжественное офицерское собрание по случаю благополучного возвращения из Чечни. И там наши жёны, да и мы вместе с ними, плакали от счастья, что, слава Богу, все до одного вернулись живыми. Именно это я и считаю для себя главной боевой наградой.
«Док»
Врачи спецподразделений делят с боевой группой всё: жажду и голод, зной и холод. Нередко, отложив перевязочные пакеты, они берут в руки оружие и сами вступают в бой. Их так же, как и всех, настигают вражеские пули, осколки гранат, мин и снарядов. Этот рассказ — о военном медике, который с честью исполнил свой врачебный и воинский долг в Афганистане, Таджикистане, Анголе и Чечне.
Краткая биографическая справка
Полковник медицинской службы Владимир Олегович Сидельников в 1975 году закончил Военно-медицинский факультет при Саратовском медицинском институте, в 1979 году — интернатуру Туркестанского военного округа по специальности «хирургия», в 1986 году — двухгодичный курс 1-го факультета руководящего медицинского состава Военно-медицинской академии им. С.М. Кирова.
