Информацию собирали по крупицам. Я присутствовал при одном разговоре, когда сразу после очередного обстрела к нам пришёл Маланг, командир афганского батальона «коммандос». Звучит грозно, а на самом деле бывший бандит (если бандиты бывшими бывают), который воевал ещё с Амином, потом с Бабраком, а после того как наши его в горах зажали, сдался и сразу заделался большим начальником местного значения. Связи с «духами» не терял никогда, держал их в курсе наших дел и сейчас (уверен на сто процентов!) пришёл узнать результаты обстрела. Мы ему честно сказали, что обстреляли нас из «непоймичего», никого даже не поцарапало, и неизвестные уроды, которые только башню попортили, могут дальше не напрягаться… Маланг, у которого во лбу было полтора стакана «кишмишовки», завёлся: «Это работала реактивная установка. Только доставили из Пешавара… Пришёл новый отряд после подготовки. Экипирован и вооружён как никогда… Триста моджахедов… Получают доллары… Десять ДШК… Четыре безоткатки… Скоро покажут себя… Пока Пачехак, потом Имишли…».
Я слушал и отчётливо понимал: не врёт, зараза. На этот раз не врёт. Даже если делить пополам, получается некисло. Поэтому готовиться надо не на прогулку и не к тёще на блины. Эти никакой ошибки не простят.
Пока бойцы сбивали в кровь спины и рвали х/б на локтях и коленях, я всё больше изучал карты да аэрофотоснимки, составлял таблицы да продумывал варианты развития событий. Потом прокачивал их с командирами групп. Лишь в самом конце проверил бой и почистил свой автомат, лично снарядил магазины, проверил гранаты. Не барское это дело, но кто его знает, как всё повернётся. Провёл смотр и с чистой совестью доложил комбату о готовности.
Всё это время «духи» нас регулярно обстреливали. Настолько регулярно, что мы вычислили закономерность. Наша долина, как огромная аэродинамическая труба, постоянно продувалась. С утра в одну сторону, после обеда в другую. В момент получасового затишья «духи» нас и долбили. В этот момент все старались не шуметь, найти работу в окопе или блиндаже, внутри брони или быть ближе к восточному дувалу. Самое лучшее вообще быть подальше от заставы. В миг свиста все, как подрубленные, забивались в щели. Когда «духи» затягивали с обстрелом, даже зло брало — скорей бы уж! В один из таких моментов боец свистнул, получилось очень похоже. Естественно — кто куда!.. А взрыва нет… Только ехидненький смешок. Ещё бы, не каждый день по твоей воле комбат с начальником штаба ныряют фейсом в грязь. Пока я поднимался, ему уже кто-то «впечатал» этот смешок обратно в рожу. Вот грубые нравы, не оценили тонкий военный юмор!
Ещё затишье бывало ночью. Никто виду не подавал, ложились спать как обычно, но мне свежая заплата из досок над головой не давала полностью расслабиться. И даже окопные истины про снаряд, не падающий в одну и ту же воронку, и про того, кому суждено быть повешенным… помогали слабо.
Когда духи замолкали на несколько дней, мы начинали беспокоиться, не сменили ли они район. И в следующий налёт вздыхали с облегчением: слава Богу, на месте.
Наконец накануне афганского Нового Года получено добро комдива. Он с парой батальонов закрутил реализацию в нашем секторе, но в стороне от Пачехака и ущелья Бара-Авдар. Там канонада, постоянно летает авиация. Мы же вели себя тихо, как церковные бабушки во время молебна. Последние дни с заставы регулярно уходили «ленточки» с личным составом на броне, а возвращались пустыми, хотя на самом деле всё было с точностью до наоборот. Просто возвращалась броня с бойцами внутри и разгружалась уже в окопах под маскировочной сетью. За пределы дувала — ни ногой, внутри крепости-заставы тихо и никого чужого. Накануне проверились, пообедали и спать.
Встали. Вместо ужина сладкий чай, больше ничего в рот не полезло. Оделись, попрыгали. Проблема номер один — уйти с заставы незамеченными. ХАДовцы и царандой привыкли, что бойцы вечером табуном на горшок ходят, вот и сейчас все вроде бы туда. А на самом деле на мягких лапах мимо — и в заминированную промоину. Там по проделанному проходу — в противоположную сторону от реальной цели. Нарезали кружок километров десять и только после этого, разделившись, подошли к хребту, каждый к своей точке подъёма. Важно не ошибиться. А ночь — хоть глаз выколи. С одной стороны, здорово, с другой — ничего не стоит заблудиться. Хоть какой бы ориентир!
Только начали подъём, слышу: зовут. Подхожу, боец держится за живот и рассказывает про больные почки. Присматриваюсь — «Кротяра» (сапёр. — Ред.)! Деловой, косил от занятий: мол, в «ленточку» некому без него сходить. Конечно, на броне трястись лучше, чем скакать по горам. Одного не оставишь. Потеряется — сам себе не прощу, да и голову откусят. А если с ним оставлять офицера, то как же выполнять задачи наверху?.. Такая злость меня взяла на его сопли, что врезал ему по роже, только шапка полетела: «Тебя кто сюда тащил? Сам напросился? Освобождения не будет! Раздевайся! Ещё раз присядешь, лично задушу!».
Я забрал его автомат, разведчик взял РД (рюкзак десантника. — Ред.). Тут снизу поднимается писарь — с размаха надел «Кроту» шапку на голову и говорит: «Ты шапку потерял, смотри, больше не теряй…». Многообещающе так сказал.
Дальше пошли молча. Только иногда чей-то шёпот. Подъём оказался тяжелее, чем я ожидал. Идём вне троп. Подняться надо на километр. На горбу по тридцать-сорок килограммов. Со всем этим добром легко можно ухнуться вниз, если неправильно поставишь ногу. Иногда движение, как по спине дракона или перевёрнутой расчёске: справа-слева обрыв. Около нуля, но под «броником» всё клокочет и парит. Пот выедает глаза. Останавливаться нельзя. Не успеем до рассвета — «духи» здесь и «упакуют». Сереет. Да когда же конец!? Сердце клокочет уже где-то в горле и отдаётся в висках. Перед глазами всё плывёт. В ботинки кто-то горячей золы насыпал. Если за этим камнем не будет вершины хребта, упаду и сдохну. Падать не стал, но привалился спиной к камню и ртом хватаю воздух. За мной держатся только писарь, связист и пара разведчиков. Остальные отстали.
Наконец подъём неожиданно закончился. С той стороны потянуло сладковатым дымком и послышался собачий брех. Отлично, ветер на нас, значит учуять не должны. В предутреннем сумраке различаю далёкие очертания Пачехака и ближе, в полутора-двух километрах, — «духовского» лагеря. Неожиданно быстро вместе со всеми выполз «Крот»: «Товарищ майор, отдайте автомат». Не до разборов. — «На, бери и дуй на своё место!».
Дальше всё по нашему сценарию: одна группа на перевал, две другие по хребту охватывают «духовский» лагерь. Быстро светает, и разведка не успевает прихватить их охранение. Взять тёплыми, без стрельбы, на этот раз не получилось. Не дошли метров двести. Как потом оказалось, очень удачно: непосредственные подступы к перевалу — это одно сплошное минное поле. Разведка залегла прямо перед ним. Поднявший тревогу «дух» тут же поймал пулю, но с позиции охранения моментально огрызнулись несколько автоматов. Завязалась ожесточённая перестрелка. Из ожившего лагеря «духи» довольно точно открыли огонь из безоткаток и ДШК (безоткатное орудие и крупнокалиберный пулемёт Дегтярёва — Шпагина. — Ред.). Видно, что работают по пристрелянным ориентирам. Разведчики, попавшие под перекрёстный огонь, забились под камни и головы не могут поднять. Режим радиомолчания закончен. Прошу доложить обстановку. Все поднялись без потерь.
