Уго не ответил. Они планировали стереть память у всех: у союзников и врагов. Преднамеренно.
Неожиданно у Питера всплыло воспоминание: он и Уго, растянувшись на диванах в гостиной Уго, смотрят «Подозрительные лица», пьют коньяк и закусывают пиццей, доставленной из «Chanello’s». Как между тем моментом и настоящим могла возникнуть такая пропасть?
– Дайте мне десять дней, а затем все стороны конфликта смогут сесть и договориться об окончательном перемирии. – Он жалел, что здесь нет Мелиссы и Кэтлин, чтобы помочь вразумить Уго.
– Где эта безграничная энергия? – он прищурился, сделав вид, что ищет ее в лаборатории. – Там? Что мы сделаем? Пропустим через твой дубликатор косяк лосося и будем управлять миром на рыбьем жире?
Возможно, Уго блефовал, пытаясь заставить Питера раскрыть свои карты.
Но дело в том, что блефом тут, похоже, и не пахло. Похоже, он был убежден, что его план лучше, чем альтернатива.
Если не брать в счет сингулярность, он, возможно, даже прав.
– Пойдем, – сказал Питер.
* * *
Подводя Уго к окну защитной камеры, Питер посмотрел на его выражение лица и почувствовал удовлетворение. Все его самодовольство, вся важность исчезли, и теперь он был похож на маленького мальчика, с открытым ртом смотревшего на чудо.
– Что это? – спросил он, когда немного пришел в себя.
– Это как раз то, на что оно похоже. Сингулярность. – Питер развел руками, подражая жесту, который Уго использовал на улице. – Бесконечная, неограниченная энергия прямо здесь, в моей лаборатории.
Питер не мог вспомнить, когда он в последний раз настолько наслаждался моментом. Уго был так горд за свой маленький вирус.
– Я нахожусь в конце передачи энергии на наноструктурированные углеродные топливные элементы во всем мире. Энергия будет просто течь, а топливные элементы будут неисчерпаемы.
Уго продолжал смотреть в камеру.
– Откуда появилась сингулярность?
Питер рассмеялся.
– Секрет фирмы.
Почти прижавшись носом к стеклу, Уго хмыкнул.
– Ты можешь заставить Эльбу согласиться на прекращение огня? – спросил Питер.
– Зачем мне теперь это делать? – Уго отошел от стекла и скрестил руки на груди. – Значит, ты можешь закрыть глаза, нажать на пару кнопок и ожидать, что эта сингулярность сработает так, как ты надеешься?
По цеху в их сторону двигался Гарри. Питер махнул ему, чтобы он не подходил.
– Скольким ядерным боеголовкам она эквивалентна? – спросил Уго. – Тысяче? Миллиону? А ты занимаешься ерундой, зажигая с ее помощью лампочки.
Он указал на стену с прожекторами.
– Тебе не нужно десять дней. Тебе нужно десять лет тщательного, контролируемого эксперимента. – Уго развернулся и направился к выходу. – Но у тебя нет десяти лет, и, если мне удастся, ты не получишь и десяти минут.
– О, понятно. Вот какие оправдания ты приводишь. Я принял такое решение, которое не предполагает, что ты станешь богом. Одним из величайших правителей подвергшихся лоботомии масс.
Питер сделал несколько шагов в сторону быстро удаляющейся фигуры Уго.
– Ты социопат. То, что ты задумал, ничем не отличается от геноцида.
Уго остановился и, развернувшись, показал на Питера пальцем.
– Геноцид – это то, что задумал ты. Ты псих. Ты всегда им был, – сказал он и скрылся в дверях.
Питер позвонил Кэтлин и попросил немедленно вернуться в лабораторию. У них оставалось слишком мало времени.
42
Кто-то хлопал его по щекам.
– Фоллер, очнись. Тебе нужно попить воды.
Фоллер приоткрыл один глаз и увидел прижатую к его губам фляжку. Он сделал несколько глотков и отодвинул ее.
– Как долго мы падаем? – после стольких потерь сознания и возвращений к реальности ему казалось, что прошла уже целая вечность.
– Три дня.
Его плечо было перевязано белыми полосками. «Из платья Мелиссы», – подумал он. Полоски покрывали пятна засохшей крови, свежих, насколько он мог судить, не было. Его плечо болело больше, чем накануне, и он чувствовал себя таким изможденным, что глаза закрывались сами.
Рядом падали Мелисса и Пенни. Увидев, что он пришел в себя, они приблизились.
Мелисса развернула повязку.
– Что-то мне плохо, – сказал Фоллер.
– В рану попала инфекция. Пуля все еще внутри тела, – откликнулась Мелисса.
Фоллер заметил одинокую фигуру, падающую в ясном голубом небе в нескольких сотнях метров отсюда. Это был Укус Змеи.
– Я умру? – спросил он.
Ветер унес тихо произнесенное слово, прежде чем оно достигло Фоллера, но он прочитал его по губам Мелиссы.
– Там, – сказала Буря, указывая прямо вниз.
Фоллер закрыл глаза. У него не было сил смотреть, но он знал, что она увидела. Ему было все равно.
Сквозь вой ветра послышались крики разочарования. Мягко раскачиваясь, он приоткрыл один глаз и увидел, что находилось внизу.
Мир представлял собой лишь песок и скалы.
– Нас, должно быть, принесло к тому, что осталось от Атлантического океана, – сказала Мелисса.
– Мы должны приземлиться, – сказала Буря. – Фоллер не может падать дальше.
Буря развернула для Фоллера его парашют.
В бесконечном небе пронеслось тело Укуса Змеи.
* * *
Фоллер продолжал смотреть на Бурю, пытаясь собраться с силами, чтобы сказать ей, что он ее любит. Буря прижимала ладонь к его лбу.
– У него жар.
Пенни похлопала Бурю по плечу.
– В сторону.
Вздрогнув, Буря посмотрела на нее.
– Что?
– Я сказала, в сторону.
Пенни спустила мешковатые штаны до колен, обнажив белые трусики, и достала нечто похожее на грубую коричневую повязку. Только она была громоздкой и выпирала в нескольких местах.
– Что это? – спросила Буря.
– Что-то типа аптечки, – ответила Пенни. – И ты этого не заслуживаешь, черт возьми! – крикнула она Фоллеру.
Фоллер не мог понять, почему Пенни на него сердится. Она содрала с аптечки липучку и развернула ее рядом с Фоллером.
Мелисса встала на колени, вытащила из нее пузырек и осмотрела этикетку.
– Дай сюда, – сказала Пенни, вырывая пузырек из рук Мелиссы.
– Морфин? Бог мой, у тебя есть антибиотики? – спросила Мелисса. – Почему ты нам не сказала?
Фоллер наблюдал, как Пенни выпрямляет его согнутую руку и вводит в изгиб локтя удивительно ярким, крошечным шприцем немного жидкости. Затем она вытащила из пакета что-то тонкое и серебристое.
