– Почему без оружия?
– Что? А, ну да. Так получилось.
Учитель решил не говорить, что автомат у него был, а то его еще спросят, как он умудрился его потерять. Пусть лучше считают, что он бродит без оружия по своей воле. В какой-то степени это правда.
– А стрелять умеешь хоть?
– Умею. Я на Лукьяновской иногда в оборонке стоял. У нас там все этим занимаются.
– В реальном бою был?
Падающая с моста дрезина…
Ион мотнул головой и ответил:
– Приходилось. Только похвастаться особо нечем.
– Как и всем нам. Егорка, выдай ему инструмент.
Белобрысый мужик с краю дрезины кивнул, положил свой автомат на колени. Вытащил из-за спины укороченный «калашников» и передал Иону. Учитель смотрел на него, не беря подношение.
– Что, вот так? – спросил он. – Свое оружие отдаете?
– Егор у нас ответственный за такие вопросы. А случаи самые разные тут бывают. Бери, не обожжешься.
– Раз так, то хоть скажите, зачем мы на Хутор едем, – Ион взял автомат. – Дальше ведь только Красный Хутор, да? Что вы с тамошними не поделили?
– Ну, как тебе сказать… там конечная.
Ион вызвал в памяти карту метро. Красный Хутор, собственно, не был конечной станцией. Но только по старым, довоенным проектам. Фактически на момент Катастрофы дальше него ничего построить не успели. А если и успели, то все завалило полностью. И все равно слово «конечная» ему ни о чем толком не говорило.
– Фишка конечной станции, – пояснил Вася, видя недоумение учителя. – На всех станциях, понимаешь, есть как бы два выхода. В одну сторону и в другую. А на конечной – только в одну. Ну да, там есть депо и все такое, но чисто по психологии – там никто не живет, и делать там нечего. Что до Хутора, то, когда война началась, депо там взорвали сразу. Может, случайно. Может, газ какой воспламенился. Мы думаем, там система защиты сработала. Что-то там было такое, чего нельзя было людям видеть. Секреты довоенные. В общем, сейчас с Красного Хутора только одна дорога – к нам. И мы по ней едем.
Василий уселся поудобнее.
– Дальше слушай, – сказал он. – Когда впервые жахнуло, люди принялись от обстрела прятаться. Красный Хутор оказался забит похлеще, чем Датаполис. Потому что, говорю же, конечная станция. То бишь край городской цивилизации – дома дешевле, значит, и народу больше. Старобориспольская там, Харьковский район, Дарница рядом, куча спальных массивов. С Бортничей, опять же, ближе всего, если парком бежать. Был бы ты лет на десять постарше – застал бы это сам. Хотя оно и к лучшему, что не застал.
– Вниз спустилось слишком много людей? – догадался Ион.
– Да. Больше, чем станция могла вместить. А идти было некуда. Эпицентр – на севере, там своих забот хватает. Хутор принимал людей до последнего, когда уже стало ясно, что им приходится шагать по телам тех, кто спустился первым. Кто-то назовет это глупостью, другой – смелостью. Но Красный Хутор держал ворота открытыми дольше, чем все другие станции. Набились туда люди плотно, как патроны в магазине. Радиации напустили, само собой, больше обычного. А деваться некуда. В итоге у них там что-то случилось на лестнице. Наверное, кто-то пронес оружие или бомбы. А затем и лестницу взорвали. К тому времени у нас, на Бориспольской, уже поняли, что к чему, и выставили жесткую оборону от Хутора. Иначе нас бы попросту смели.
– Красный Хутор оказался отрезан от остального метро?
– Ну, как отрезан… Экономически – да, во многом. Они там ничего не могли производить. А голодных ртов много, и некоторые кусаются. Станция в такую разруху пришла, что в первый год только один из пятнадцати выжил. Остальных крысы сожрали. Как они там с этими крысами боролись – отдельная песня. Мы только на шестой год убрали огнеметы.
– Жестоко, – покачал головой Ион. – Людей – огнеметами.
– Ты понимаешь, парень, что иначе никого бы не осталось? У нас на станции вообще стариков много. А почему? Потому, что мы о каждом жителе заботились. Только это невозможно, если сразу не решить, кто останется. Ну, а молодежь вся в столицу ушла. Хотя, что это я тебе объясняю? Сам все понимаешь.
– И что сейчас на Красном Хуторе? – спросил Ион.
– Тюрьма, – ответил Егорка. – В Кресте какое наказание всегда было, кроме клетки или пули в затылок? Изгнание. А изгоняют куда? На периферию. Оттуда – еще дальше, и так до самого конца. А конечная – тупик.
– И чем же они там живут?
– Да тем же, что и все, – торговлей. У них грибные плантации в районе старого депо. Торгуют с нами в обмен на электричество.
– А сейчас у вас с ними какие проблемы? Вот конкретно сейчас, сегодня. Зачем мы туда едем?
– Они по беспределу решили выступить, – сказал Василий. – Два дня назад рубанули нам свет. Непонятно, как они могли это сделать. Прокрались как-то и сломали трансформатор. Наверное, взорвать хотели, но мы вовремя нашли.
– И что вы сделали?
– Ну, как чего? – пожал Василий плечами. – Положили двоих наглухо. Остальные отстрелялись и ушли. Хорошо хоть, сильно не попортили ничего. Удалось починить. Вот только Женька наш пропал. Ты видел там памятник ему?
– Видел. Любили вы его здесь.
– Парень золотой был, чего уж там, – вздохнул Василий. – Стоял и охранял часы, ничего больше не хотел. Жил тут же, с ними рядом. Он у нас, понимаешь, символом стойкости был. Скажешь, непыльная работенка? А вот и нет. Женька за порядком смотрел. За любую работу брался на станции. Лишь бы часы рядом находились.
– Сколько он у вас работал так? – спросил Ион.
– Три года. Или четыре? Сейчас не скажешь. Не припомню. Если кому-то на станции нужно было подсчитать время – обращались к Женьке. Редко он свой пост покидал. А за пределы станции и вовсе не выходил никогда. Кажется, два дня назад как раз впервые вышел, проклятый энергощит смотреть.
– Думаете, его убили?
– Боюсь, что да. Не ушел бы он просто так.
– Если хуторяне его завалили – мы всю станцию вырежем, – пригрозил Егорка.
– Спокойно, – сказал Василий. – Там все-таки люди. Пусть и бандиты, но сейчас мы договариваться едем. Надо решить вопрос. Все же странно, что они выкаблучиваться начали. Они же напрямую от нас зависят. Ну, поломали бы они нам электричество. Дальше что? Они сами без наших поставок загнутся.
– А если не загнутся? – предположил Ион. – У них же плантации. Вы говорите, вода сверху сама льется, и, как Ксения сказала, некоторые фильтры с ней справляются, и можно ее пить.
– Да нет оттуда путей наверх. Взорвано же все.
– Все, что взорвано, можно расчистить.
– Да ну? Пятьдесят метров наверх ковырять собрался? Будь все так просто, уже бы к красным путь пробурили. Хоть куда-нибудь.
– А мне кажется, нечего нам там делать, – сказал Василий. – Больше станций – больше проблем.
