– Однако тут их вовсе не четверо и не полдюжины, – покачал головой надежа и опора Пскова. – Гораздо, гораздо больше… Рогнеда, хорошо ль твои парни управляются с луками?
Девушка фыркнула:
– Да не хуже меня! Хочешь проверить?
– Думаю, что придется… Вот что, оставим-ка их в орешнике. Пусть будут наготове и ждут…
– А чего ждать-то, княже? – это уже спросил лупоглазый разбойник с добрым и каким-то наивно-детским лицом. Спросил, как только вернувшийся после осмотра тропы Довмонт сказал, что им нужно делать.
Князь инструктировал недолго:
– Чего ждать – сами увидите. Чай, не малые дети уже. Предупреждаю только, стрелять, как рукой махну.
Вот это лучники поняли, засели в кустах, приготовили стрелы…
Двое остались с лошадьми, один – тиун Степан Иваныч – на островке, с Кольшей, – на ходу прикидывал Игорь-Довмонт. Остается чертова дюжина – тринадцать. Из них сам князь и его люди – трое, остальные разбойники, из которых доверять по большому-то счету можно только Рогнеде. Впрочем, эта взбалмошная девчонка держала своих людишек в узде, а как уж ей это удавалось – бог весть. Юную атаманшу в шайке уважали, а некоторые – и побаивались, к тому же зеленоглазая красотка служила лесным татям еще и в качестве талисмана, ибо никогда не выпускала из своих тонких, но крепких рук неверную птицу-удачу.
Лучников оказалось шестеро, их всех князь, не раздумывая, оставил в засаде. Ведь кто знает, сколько этих язычников на самом деле?
– Господи-и-и… – сыскные парни – Кирилл и Семен – разом перекрестились, как только увидели трупы, распятые на вкопанных в землю столбах.
В основном – молодые, даже юные, девы. Нагие. У каждой – содрана кожа со спины, у каждой – перерезано горло.
– Чтоб помучились, – пояснила Рогнеда. – Но недолго. Ножом по горлу – чик. Кровушка бы-ыстро вытечет.
– Смотрите-ка, тут и парень, – показал рукой один из разбойных, здоровущий черноусый бугай – косая сажень в плечах.
В отличие от несчастных девчонок, отрок был одет. Длинная, до самых пят, рубаха, ослепительно-белая, с вышивкой красными шерстяными нитками по вороту, подолу и рукавам. Поверх рубахи – алый шелковый плащ. По тем временам – вещица дорогущая неимоверно. Шелк-то из далекого Китая привозили, как зеницу ока берегли. На подол праздничного кафтана полоску пришить, нарукавники справить, богатство свое показать – и то за счастье. А тут – целый шелковый плащ! На покойнике. Окромя же плаща – еще и серебристый шлем! Так вот, на голову мертвую и надетый. Привязан надежно ремешками – не спал, когда голова свесилась. Да! И ни капли крови. Лишь на шее – красный рубец.
– Задушили парня, – подойдя ближе, покачал головою Довмонт. – Впрочем, не его – меня. Смотрите, что на плаще-то вышито…
– «Кунигас Даумантас» – корявились на плаще желтые шитые буквицы. Латынь. Но по-литовски. Видать, чтоб богам было понятно, кого имели в виду. Что ж, теперь никаких неясностей не осталось. По княжью душу явились язычники из не такой уж и далекой Литвы. Именно так и никак иначе.
– Хоп! – кто-то рядом хлопнул в ладоши, и все дружно повалились в траву, пропуская просвистевшие над головами сулицы.
Копья летели из дубравы… оттуда же выскочили дюжие парни с секирами и мечами. Около дюжины человек… Нет! Уже две!
Вскочив на ноги, Довмонт обернулся к орешнику и махнул рукой… Тут же крикнул:
– Лежа-ать!
…и сам грохнулся наземь!
Ох, не зря князь оставил засаду. Меткие разбойничьи стрелы сразу же вывели из строя добрую половину язычников! Остальные, сообразив, в чем дело, схоронились в зарослях… Правда, долго не высидели.
Здоровенный молодой бугай с нечесаными патлами и бородою вдруг поднялся на ноги и, не торопясь, вышел на опушку. Оглянулся с ухмылкою и, скинув рубаху, ударил себя кулаком в грудь:
– Выходите, трусы! Кто там у вас за главного? Выходи!
Язычник казался огромным. Ростом около двух метров, с широченными плечами и буграми мускулов, грозно перекатывающимися под потной кожей, он чем-то напоминал быка. Чуть наклоненная голова, поистине бычий загривок, мощная, покрытая синими татуировками грудь. Приплюснутый нос, в который так хотелось вставить кольцо, маленькие, дышащие невиданной злобой, глазки, сверкающие из-под массивных надбровных дуг. Руки… несоразмерно длинные руки… как у орангутанга… впрочем, не совсем…
Неандерталец! Да, да – именно он. Игорь-Довмонт ахнул – неужто подобные существа еще сохранились в диких литовских лесах? Да нет, наверное, уж никак не могли. Просто похож. Один тип.
Правой могучей ручищей бугаина сжимал огромную суковатую дубину, больше напоминавшую вырванное с корнями дерево. Впрочем, свое грозное оружие язычник тут же отбросил в сторону, чуть не пришибив кого-то из своих. Выбросив, вытянул вперед руки и пошевелил корявыми пальцами…
– Ну, идите же, трусы!
Бахвалился, нехристь. Поединщика ждал. Что ж, будет тебе поединщик!
Довмонт поднялся на ноги… Но его тут же опередила чья-то стремительная и ловкая тень.
Рогнеда!
В три прыжка безбашенная девчонка оказалась рядом с бугаем. Ухмыльнувшись, сняла перевязь с мечом – недавним княжеским подарком – нагнулась, аккуратно положила в траву. Потом вдруг резко распрямилась, словно пружина, подпрыгнула, метнулась стрелой, уже в воздухе вытянув ногу и ударив язычника в лоб!
Хороший вышел удар! Иного бы враз снесло напрочь… да только не этого быка! Дерзкое нападение разбойницы лишь раззадорило «неандертальца». Хмыкнув, он помотал головою и глухо, по-звериному, зарычав, с неожиданным проворством бросился на девчонку. Та даже не успела сообразить, что происходит… Издав жуткий крик, язычник сгреб атаманшу в охапку, тут же сорвав с нее рубаху и порты. Заломив девушке руки, глумливо осклабился…
Все произошло очень быстро… и что-то еще должно было вот-вот произойти. Что-то очень мерзкое, гнусное…
Довмонт раскрутил на бегу шестопер…
«Неандерталец» громко завыл, рассупонивая штаны…
Князь метнул свое оружие…
С громким противным хлюпаньем перья шестопера впились в череп врага. Прямо в лоб!
Бугай замер. По щекам его потекла темная кровь пополам с мозгами… корявые пальцы разжались, выпуская жертву…
Оскорбленные в своих лучших чувствах язычники выскочили из кустов, явно намереваясь как следует проучить наглецов, не дать им ни малейшего шанса на спасение!
Подбежав, князь схватил разбойницу за руку и потащил за собой. Куда угодно, лишь бы не оставаться здесь, на опушке.
Горячие поклонники Перкунаса между тем ловили своими телами стрелы. Впрочем, эти суровые парни презирали смерть… как презирали теперь и бывшего литовского кунигаса. Видано ли дело? Не ответил на вызов. Девку вместо себя подослал, трус. Да еще так подло убил – унизил! – славного поединщика. Побоялся схватиться по-честному, один на один, как и положено воину. Поступил, как подлый трус, да падет на него вечное презрение!
