Да и Довмонт шел быстро, буквально летел, словно на крыльях. У слишком укрепленных замков не задерживался, проходил мимо, не оставляя в округе ни единого не разграбленного хутора и полностью игнорируя гарнизон. Псковских ратников все равно было намного больше гарнизона любого замка!
Князь все же хотел разыскать и освободить Любарта, если сей славный воин был еще жив. Князь шел по пятам за разбитым войском архиепископа Ревеля, именно там находился полон – пленники, которых гнали в город. Кого-то хотели казнить на ратушной площади, а кого-то вешали по пути, отмечая дорогу покойниками. Псковичи опознавали своих, снимали с деревьев, хоронили, наливаясь праведным гневом. Довмонт же строго-настрого приказал щадить пленников, особо не бесчинствовать и не жечь все подряд. Так и делали. До тех пор, пока…
Как-то ближе к вечеру войско остановилось на ночлег в сосновом лесу. Было тихо, солнце садилось, и вершины деревьев горели закатным пожаром. Вкусно пахло смолой, почему-то – теплой, почти как летом.
Как обычно, выставив караулы, отправили по округе разъезды – высмотреть удобные дорожки-пути. Хотя направление движения и так было предельно ясным – прямо по побережью, не ошибешься никак, мимом Ревеля не проскочишь. Ревель, кстати сказать, Довмонт вовсе не собирался брать – не хватило бы сил. Словно гребень, псковское войско проходило по хуторам, городкам и селам, буквально вычесывая добычу, угоняя в полон тех, кто не успел убежать.
Первый разъезд вернулся вечером, второй – чуть позже, когда уже почти совсем стемнело. Вернулись не пустые – привели на аркане пленников, коих князь и бояре тут же пожелали допросить.
Выбрали одну немолодую женщину лет тридцати, уж та должна была знать куда больше подростков, захваченных вместе с нею. Кожаные башмаки и серое шерстяное платье с накинутым поверх него полушубком, янтарные бусы – сорванные, но представленные боярам и князю. Пленница явно не казалась бедной, впрочем, и особенно богатой также не выглядела. Скорее, хуторянка, супруга хозяина мызы… или сама – хозяйка, быть может, даже вдовица.
Так и оказалось.
– Меня зовут Яуне или, в крещении, Мария. Люди называют меня Яуне-вдова. У меня хутор… был…
Женщина едва сдерживала слезы, однако стенания врагов здесь никого не трогали.
– Не видела ли ты здесь ревельское войско, Яуне-вдова? – велев усадить вдовицу к костру, негромко поинтересовался Довмонт.
Пленница тут же кивнула:
– Они шли в Ревель.
– При них было много пленников?
– Были… – Яуне задумчиво поднесла руку к груди. Видно, как обычно, хотела перебрать бусы. – Не сказать, что много, но были. К некоторым ревельцы относились с почтением.
– А ты запомнила хоть кого-нибудь?
– Нет. Мне ни к чему.
– И давно они проходили?
– Сегодня с утра.
С утра! Значит, князь шел по пятам. Скорей бы нагнать… освободить Любарта… если он все же там, среди пленных.
– И куда пошли? Какой дорогой?
Вдовица пожала плечами и зябко поежилась:
– Вот уж этого я не знаю, господин. У нас тут к Ревелю тремя путями можно дойти. Можно по побережью, через хутора Высу да Локсу. Но там ветры все время дуют, заносят путь. Можно – через лесные мызы, а можно и вообще через Пайде.
– Пайде? – изумился князь. – Это ж далеко к югу!
– Не так уж и далеко. А дороги там лучше и безопаснее.
Утром Довмонт все же рискнул, разделив войско на три отряда. Первый – боярина Гюряты Собакина – помчался берегом на Высу, второй – боярина Козьмы Косорыла – пошел лесом, третий – княжеская дружина на быстрых конях – собрался перехватить ревельцев по пути в Пайде.
– Мы просто поскачем с полсорока верст и, если никого не обнаружим, выйдем обратно к морю, – вскакивая в седло, пояснил Довмонт.
– Ужо будем ждать, – Козьма намотал на руку поводья. Он нынче шел лесом и не собирался никуда спешить. Да и при всем желании не смог бы – с захваченным-то добром, с пленниками.
Князь обернулся быстрее всех прочих. Разграбив пару-тройку лесных хуторов, надежа и опора Пскова расспросил, кого смог, лично убеждаясь, что никакими ревельцами тут и не пахло, ни с пленными, ни без. Ну да, что они, дураки – триста верст киселя хлебать? Верно, пошли себе лесом или вдоль побережья. Подумаешь, ветер!
Боярина Косорыла с приданным ему для усиления отрядом Федора Скарабея Довмонт нагнал уже часа в три пополудни. Искать долго не пришлось – увидев поднимающийся высоко над лесом дым, князь повел дружину именно туда и не прогадал – псковичи как раз жгли очередную мызу.
Велев боярам продвигаться к побережью, Довмонт помчался туда же, ориентируясь по ветру – тот как раз задул с моря, нагнал на небо серые снеговые тучи, тотчас же разродившиеся мокрым и липким снегом. Запевшая было метель тут же и прекратилась, ветер вовсе не собирался сдаваться и быстро уволок тучи на юг, явив ратникам чистое голубовато-белесое небо.
Заблестевшее на небосклоне солнышко золотом вспыхнуло на кольчугах и шлемах, отразилось в уставших глазах.
– Там, впереди, князь! – едущий впереди Гинтарс вдруг придержал коня, обернулся и вытащил меч. – Кто-то скачет…
Все сразу же рассредоточились, закрылись щитами, выставили копья вперед. За голыми деревьями показались всадники, судя по остроконечным шлемам – свои.
– Боярина Собакина люди, – присмотревшись, переглотнул Козьма. – Ну, слава Господу.
– Ну, здрав будь, князь! – боярин Гюрята Степаныч подъехал ближе и почмокал губами. – Кажись, напали мы на след. Полон по ревельской дороге ведут. По той, что близ моря.
– Перехватить! – радостно воскликнул Довмонт. – Быстро! Сейчас же.
Собакин покачал головой и скептически покривил губы:
– Быстро, пожалуй, не выйдет. Покуда скачем, покуда ищем, туда-сюда – до темноты не управимся.
– Ты ж, боярин, только что про ревельскую дорогу молвил! – недоуменно уточнил князь.
– Мыз в той стороне много. Лесных хуторов, селений. Поди, угадай, куда супостаты на ночлег свернули, зашли.
Боярин был прав, и Довмонт понимал это. Понимал – умом, но не душою, не сердцем! Желание отыскать старого друга и выручить его из беды – вот что сейчас двигало князем куда больше, чем желание устрашить рыцарей или захватить богатую добычу.
В конце концов, решили ехать к побережью, а уж там, как Бог даст. Встретят, нагонят врагов – хорошо, ну, а коли Господь того не даст, так можно и поискать ночлега. До Ревеля оставалось не так уж и далеко, и уже через неделю князь планировал вернуться домой. Разорить как следует все, что еще осталось в пределах досягаемости, да вертать назад. Этот нехитрый план устраивал всех воинов и бояр. Однако князь хотел большего! Любарт должен быть освобожден… если он вообще еще жив.
Солнце уже начинало клониться к закату, когда высланный вперед дозор вернулся с пленником – скрюченным мужичонкой неопределенного возраста, до самых глаз заросшего светлой кудлатой бородищей. Старая одежонка в заплатках, овчинный полушубок, засаленная суконная шапка – пленник явно не принадлежал к благородному сословию. Да и пахло от него – мама, не горюй! Не один Довмонт заколдобился, зажимая пальцами нос. Утонченный красавец Федор Скарабей даже спал с лица и поспешно отъехал подальше. Правда, очень скоро вернулся – любопытно стало, что тут да как.
