Главная общественная трансформация, характерная для продолжительного периода во второй половине XX века, может быть описана следующим наводящим на размышления показателем: пропорция масс трудящихся, находящихся в рискованной ситуации, выросла с показателя менее 1/4 до более чем 1/2 глобального городского населения; этот феномен об пищания проявился в значительных масштабах и в самих развитых центрах. Общее число людей, составляющих дестабилизированное городское население, за полвека увеличилось с 250 миллионов до полутора миллиардов человек, что свидетельствует о более стремительном темпе роста, чем темп роста экономической или демографической экспансии, или даже самого движения к урбанизации.
Для описания этой долгосрочной эволюционной тенденции нет лучшего термина, чем «обнищание». В конце концов факт существования самой бедности признается и подтверждается в новом господствующем дискурсе: сокращение бедности стало одной из тех основных целей, которые правящие силы, по их утверждению, стремятся достигнуть путем внедрения своих политических принципов. Но рассматриваемая ими бедность представляется лишь как факт, который измеряется эмпирически и весьма приблизительно — через распределение доходов («порог бедности»), или же чуть более точно через составные индексы (как тот, который был предложен ПРООН для «проекта развития человека»), но вопрос о методах и механизмах, приведших к бедности, не ставится.
Наше же изложение этих же фактов вскрывает более глубокие пласты и позволяет приступить к объяснению самого феномена и его эволюции. Средние классы, массы трудящихся, находящиеся в безопасной ситуации, и та их часть, которая находится в ситуации рискованной — все они интегрированы в одну систему общественного производства, но выполняют разные функции. Некоторые из них, безусловно, «отстранены» от благ «преуспевания», но не маргинализированы — они все же включены в систему функционально.
Обнищание — современный феномен (следует говорить не о «бедности», но о «модернизации бедности»), который) никак нельзя свести к недостаточному доходу, не обеспечивающему выживания.
Оно ведет к разрушительным последствиям во всех измерениях общественной жизни. На протяжении «тридцати славных лет» (1945–1975) иммигранты были полностью интегрированы в разряд находящихся в безопасности масс трудящихся — в качестве заводских рабочих. Однако их дети и новые иммигранты оказались на обочине основных систем производства, что в свою очередь создает благоприятные условия для замены классового сознания «общинной» солидарностью. Женщины становятся жертвами этого отсутствия надежности в большей мере, чем мужчины, что приводит к ухудшению материальных и социальных условий их жизни. Феминистским движениям, несомненно, удалось добиться серьезных достижений в идейной и поведенческой сферах, однако выгоду от этих достижений получили исключительно женщины из средних классов, а отнюдь не женщины из обнищавших масс трудящихся. Авторитет демократии, а следовательно, и ее легитимность подрываются ее неспособностью положить конец ухудшающимся условиям жизни этого становящегося все более крупным сегмента масс трудящихся.
Обнищание, будучи естественным результатом экспансии реально существующего капитализма, который по своей природе является империалистическим, неотделимо от поляризации в глобальных масштабах. Обнищание городских масс трудящихся тесно связано с теми процессами, жертвами которых являются крестьянские общества третьего мира. Подчинение последних требованиям экспансии капиталистических рынков утверждает новые формы социальной поляризации, которая лишает растущую часть крестьянства доступа к земле. Бывшие в недавнем прошлом бедными и безземельными, эти люди вливаются в поток мигрантов, увеличивающих распространение трущоб в большей мере, чем какой-то демографический рост. Все эти явления будут усугубляться до тех пор, пока не будут оспорены либеральные догмы, пока эта тенденция не будет остановлена в рамках корректирующего политического курса.
Обнищание является трудной проблемой, которую следует решать как в рамках экономической теории, так и с точки зрения стратегий социальной борьбы. Традиционная вульгарная экономическая теория обходит подлинные вопросы, выдвигаемые экспансией капитализма. Этот вымышленный капитализм осмысляется как простое и непрерывное продолжение обменных отношений («рынок»), в то время как на самом деле система действует и воспроизводится на основе капиталистических отношений производства и обмена (а не простых товарных отношений). Эта теория затем легко переходит к допущению, что «рынок» регулируется сам по себе и производит социальный оптимум, несмотря на то, что такое допущение не подкрепляется ни историей, ни рациональными аргументами. «Бедность», таким образом, может быть объяснена только вынесенными за рамки экономической логики причинами, например, демографическими или политическими «ошибками». Их отношение к логике капиталистического накопления изымается из теоретического осмысления.
Теперь же этот либеральный вирус, разлагающий современную социальную мысль и препятствующий возможности понять устройство мира, не говоря уж о том, чтобы его изменить, глубоко проник и в сознание всего «исторического левого движения», сформировавшегося после окончания Второй мировой войны. Те движения, которые сегодня включены в общественную борьбу за «другой (лучший) мир» и альтернативную глобализацию, смогут добиться значимых социальных сдвигов, только если они освободятся от этого вируса, чтобы вновь приступить к подлинным теоретическим дебатам. Пока же они не свободны, даже самые благонамеренные общественные движения будут находиться в железных тисках не встречающей возражений концепции, а следовательно, будут оставаться заложниками неэффективных «корректирующих» мер, вроде тех, на которых зиждется риторика о «сокращении бедности».
Изложенный выше краткий анализ мог бы поспособствовать началу такой дискуссии. Это попытка восстановить тесную взаимосвязь между накоплением капитала, с одной стороны, и феноменом социального обнищания — с другой. Сто пятьдесят лет назад Маркс положил начало анализу находящихся в основе этой связи механизмов, но с тех пор по пути, проложенному этим анализом, решительных шагов так сделано и не было.
Второе последствие: демократия низкой интенсивности. Cоциализация через рынок или через демократию?
Демократия является одним из абсолютных условий социального прогресса, но следует прояснить, почему и при каких обстоятельствах. Идея о том, что демократия является одним из таких условий, стала общепринятой совсем недавно. До этого на Западе, как и на Востоке, а также на Юге господствовала догма, что демократия — это «роскошь», которую можно себе позволить только после того, как «развитие» разрешит материальные проблемы общества. Такова была официальная доктрина, разделяемая руководством капиталистического мира (которая позволяла оправдывать поддержку военных диктатур в Латинской Америке и авторитарных режимов в Африке), а также руководством государств третьего мира (латиноамериканская теория недостаточного развития (desarrollismo) ясно иллюстрирует эту доктрину, а однопартийная система вовсе не была прерогативой одних только социалистических государств) и, наконец, советской системы.
