– Я добавила немного виски, это, мне кажется, усиливает запах. А секрет корочки… что же, я могла бы, пожалуй, тебе его открыть, но тогда мне придется потом убить тебя.
Лесси поперхнулась и взяла с подноса наполненный стакан. Успокоившись, она сказала:
– И, наверное, это того бы стоило. Я никогда не пробовала ничего более восхитительного. На самом деле. У тебя поистине талант.
Раскладывающая на подносе салфетки Джиллиан почувствовала, что краснеет от удовольствия.
– Я иногда думаю – это, наверно, звучит глупо – я думаю, что каждый рождается особенным, с каким-то даром или талантом. – Она перебирала салфетки, рассматривая их и собственные пальцы, пока искала нужные слова. – Многие сразу узнают, что это такое, а другие так никогда и не догадываются. А остальные, – она пожала плечами, – остальные как-то мечутся, делая то одно, то другое, пока не обнаруживают что-то единственное или, по крайней мере, что-то похожее на то. И наши сердца начинают петь. – Улыбаясь, она протянула Лесси поднос. – Иногда мне кажется, что я нашла это в готовке.
Лесси облизала пальцы.
– Поверь мне, Джиллиан, это твое.
Снова покраснев, Джиллиан начала раскладывать на другом подносе тарты.
– В Атланте я готовила на заказ и теперь подумываю, не заняться ли мне тем же здесь.
Лесси широко раскрыла глаза.
– Это было бы чудесно. Мои бедра тебя навеки возненавидят, но я с удовольствием пожертвую своей фигурой, чтобы помочь тебе завести дело. – Она отправила в рот остаток тарта и медленно жевала его с закрытыми глазами. – Поверь мне, у тебя не будет отбоя от покупателей.
– Твои слова да богу в уши. – Довольная сверх меры Джиллиан подняла поднос с тартами и, жестом предложив Лесси следовать за ней с холодным чаем, направилась на веранду.
Линк наблюдал за Грейс и Дженни, шедшими рука об руку по дюнам к мосткам. Конверт висел у Дженни на животе. Концы тонкого одеяльца, в которое была завернута кукла, развевались на ветру. Они остановились на песке. Камыши склонялись к их голым ногам. Дженни подняла что-то и показала Грейс. Их головы почти соприкоснулись, когда они наклонились, чтобы рассмотреть находку Дженни.
Несмотря на разницу в возрасте, между ними была явная близость. Линк раньше никогда не думал о Дженни Муллиган, только знал о ее злополучном существовании – слабый ум в мире, вращавшемся слишком быстро, она не могла найти в нем точку опоры.
Теперь, наблюдая за Дженни и Грейс, он изменил свое представление об этой женщине. Дженни медленно говорила с Грейс, и девочка, понимая, кивала головой. Дженни сказала что-то, что заставило Грейс рассмеяться, закинув голову. И этот смех напомнил Линку забытые слова любимой песни. Дженни, как и он, тоже улыбалась. Линк внезапно осознал, что впервые слышит, чтобы Грейс смеялась, как смеются дети. Ее звонкий смех был так похож на смех ее матери, что на Линка нахлынули воспоминания о той юной Джиллиан, которую он когда-то знал – девочке, чей смех вызывал у людей улыбки и чьи глаза так много скрывали.
Линк снова взглянул на Дженни. У нее был удовлетворенный вид. Казалось, что она прописала ребенку что-то полезное и теперь была довольна своим успехом. Прищурившись от солнца, Линк смотрел на Дженни и чувствовал, как меняются его представления, и размышлял о том, было ли наше представление о мире искаженным, а не наоборот.
Джиллиан сложила рупором ладони.
– Если вы обе хотите пекановый тарт, быстро поднимайтесь, пока их все не съели! – крикнула она и принялась раскладывать тарты на тарелки. Грейс и Дженни бежали к веранде, вздымая под ногами брызги песка.
Джиллиан протянула тарелку Дженни:
– Я знала, что это привлечет внимание Грейс.
Взяв тарелку, Дженни улыбнулась и заговорила, голос ее звучал легко и по-детски непосредственно.
– У вас там ребенок? – спросила она, указывая вилкой на живот Джиллиан.
Положив руку на живот, Джиллиан улыбнулась.
– Мне так кажется. Я не думаю, чтобы я проглотила теннисный мячик.
Дженни откусила свой тарт и задумчиво жевала, не отрывая глаз от Джиллиан, устраивающейся в гамаке. В одной руке она держала чашку, в другой тарелку, и, когда пыталась сесть, гамак двигался, не давая ей найти точку опоры на сиденье.
– У меня тоже есть ребенок.
Джиллиан оставила свои попытки сесть и устремила взгляд на желтую головку куклы, свисавшую из сумки.
– Я уже держала ее на руках. Она очень милая.
Лицо Дженни омрачилось.
– Они не хотели мне ее оставить и пытались забрать ее у меня. Но она моя. Она всегда будет моя.
Джиллиан сделала еще одну попытку сесть.
– У Малышки есть мать, которая любит ее и всегда будет ее защищать. Ей очень повезло.
Грейс, сидевшая на ступенях веранды, взглянула на нее.
– Как ты меня, да, Джилли?
На лице Джиллиан отразилось удивление. Она смотрела на дочь с таким выражением, словно эта мысль впервые пришла в голову им обеим.
– Да, детка. Как я тебя.
С трудом выговаривая слова из-за набитого рта, Грейс прибавила:
– И моего братика или сестричку, который растет у тебя в животе?
Джиллиан взглянула на гамак в полной растерянности. Преодолевая внутреннее сопротивление, Линк подошел, взял тарелку и стакан у нее из рук и поставил их на перила веранды. Он придержал гамак.
– Садитесь. Я вам принесу еду.
Неловким движением Джиллиан ухитрилась сесть, платье задралось у нее выше колен. Линк подал ей тарелку и стакан, она взглянула на мужчину с благодарностью.
Нетерпеливо топнув ногой, Грейс повторила свой вопрос.
– Правду я говорю, Джилли?
У Джиллиан вырвался вздох, не замеченный ею самой. Линку, севшему в кресло, она вдруг показалась маленькой и хрупкой. Кусочек тарта, казалось, застрял у него в горле.
– Да, Грейси, и ребенка тоже, – сказала она, не отрывая глаз от тарелки.
Лесси допила свой чай и, как будто не замечая возникшей напряженности, обратилась к Линку:
– Донна Майклс говорит, что вы собираетесь постоянно поселиться в соседнем доме. Я полагаю, что мне следует доставить вам приветственную корзину.
Линк поставил пустую тарелку на пол рядом со своим креслом.
– О корзине не беспокойтесь. Я буду жить здесь временно, пока дом не достоится и не будет продан. У меня здесь много работы, поэтому сейчас целесообразно находиться поближе. У меня есть дом в Чарльстоне, но пока так удобнее.
Взгляд его обратился на соседний дом, на пустые окна, и Линк остро почувствовал его одиночество, как будто он сам стоял один, обнаженный, на краю дюн в ожидании очередного порыва ветра.
