Когда гости принялись кричать «горько!», невеста стала совсем пунцовой, но деваться было некуда: пришлось встать и поцеловаться. В душе она то проклинала все эти непонятные традиции и обычаи, то молилась о том, чтобы поскорее ко всему привыкнуть.
Свадьба шла своим чередом: гости вставали, говорили тосты, дарили конверты с деньгами, выпивали, закусывали, выходили покурить и потанцевать; никто не затеивал драк и не падал лицом в салат. Заранее проинструктированный Сергеем ведущий убрал из программы все неприличные конкурсы, оставив лишь невинные забавы вроде сбора денег на первенца. С точки зрения любого украинца, свадьба была совершенно приличной, прямо-таки образцово-показательной, но Мона не могла избавиться от ощущения, что она принимает участие в чем-то запретном. Конечно, по сравнению с тем злополучным диском (при одном воспоминании об этом видео Мону бросало в дрожь) ничего особо криминального тут не происходило, однако некоторые моменты все равно ее поражали.
«Зачем на столах столько еды и спиртного? – недоумевала невеста. – Такое ощущение, что люди специально пришли сюда, чтобы наесться на неделю вперед. Но Аллах с ней, с едой. В конце концов, если у них в Украине принято кормить гостей до упаду – это их дело. Но алкоголь? Как можно столько выпить? Конечно, у христиан спиртное не запрещено; даже в Каире можно найти и питейные заведения, и магазины… Но разве можно столько выпить за один раз? Неужели им потом не будет плохо?» Воспитанная в строгой мусульманской семье, Мона мало что знала об алкоголе; однако даже ей было известно, что под воздействием спиртного люди быстро пьянеют. Но гости, похоже, об этом и не догадывались; первое время они лихо опрокидывали в себя рюмку за рюмкой и бокал за бокалом, как будто там была простая вода. Мона с ужасом ждала последствий этой кошмарной пьянки, но не заметила ничего фатального, за исключением веселости и развязности, проявившихся через несколько часов. Для себя она сделала вывод, что украинцы – совсем другая порода людей, не только с точки зрения разности культуры и традиций, но даже чисто физиологически.
«А танцы? – продолжала недоумевать Мона. – Как можно, чтобы мужчина и женщина танцевали вместе, при том что они не являются супругами? Как муж может позволить жене танцевать с другим? Неужели он совсем не ревнует?»
Так или иначе, свадьба подходила к своему логическому завершению. Официанты выкатили огромный торт, слишком большой для такого количества гостей, и принялись разносить горячие напитки. Мона бросила букет (против этой традиции она ничуть не возражала), который поймала какая-то неизвестная ей девушка. Вскоре Сергей шепнул, что можно собираться домой. Гости, похоже, и не думали расходиться, зато молодым устроили торжественные проводы: их снова поздравляли, обнимали, целовали и желали всего наилучшего. Мона чувствовала неимоверное облегчение оттого, что смогла пройти через испытание украинской свадьбой.
– Какие у нас планы на завтра? – спросила она в лимузине, который вез молодоженов домой.
– Отсыпаться. Я ужасно устал, а ты?
– Я тоже. Но хочу еще отметить нашу свадьбу.
– Еще? Разве тебе не хватило?
– Хочу отметить ее только с тобой, вдвоем.
– Желание жены для меня закон, – рассмеялся Сергей. – Но только после того, как я вволю высплюсь.
– Завтра будет прекрасный день, – сказала Мона, прижимаясь к нему щекой. – Первый день нашей новой жизни.
Они не могли знать, что следующий день войдет в историю и перевернет жизни миллионов людей в Украине. Наступало 21 ноября – день начала Евромайдана.
Глава 18. Майдан
Первые дни молодожены мало обращали внимание на происходящее в стране. На следующее утро они уехали из Киева – это был сюрприз, который Сергей приготовил для Моны. Путешествие в Карпаты произвело на нее неизгладимое впечатление: в ту краткую медовую неделю молодые супруги наслаждались обществом друг друга и меньше всего думали о политике. Между тем Янукович отказался подписать документ о вступлении Украины в Евросоюз, и Украина забурлила.
Мона почти не разбиралась в международной политике, зато в ее голове были живы воспоминания об «арабской весне» и перевороте 25 января, и происходящее в Украине очень сильно напоминало ситуацию в Каире в начале 2011 года. Мона с ужасом смотрела выпуски новостей: слабо понимая язык, она просто наблюдала за картинками на экране, и память переносила ее в революционный Каир.
«Неужели это никогда не кончится? Сначала в Египте, теперь тут… Ведь еще пару месяцев назад здесь было совершенно спокойно», – думала Мона, глядя на Евромайдан.
Сергей с каждым днем мрачнел все сильнее. В Киеве становилось небезопасно, и руководство компании всерьез подумывало закрыть их филиал до стабилизации ситуации в стране. Для всех было очевидно, что каша заварилась нешуточная. Майдан бурлил, общество раскололось на две части, и казалось, что выхода просто нет. Сергей становился все молчаливее, а Мона гнала от себя мысли о возможном возвращении в Каир. Даже свекровь почти перестала обращать внимания на невестку: ей было не до семейных дрязг.
Новый год отметили дома. Мона очень ждала 31 декабря; она знала, что в Украине это большой праздник: вся страна уходит на каникулы, везде устанавливают и украшают елки, приглашают гостей, играют в снежки и лепят снежных баб. Еще в Каире Сергей много рассказывал ей про новогодние традиции, про веру в новогодние сказки и чудеса, и Моне безумно хотелось встретить этот праздник здесь, среди мороза и снега. Однако именно теперь, по иронии судьбы, ни у кого не было новогоднего настроения. Они со свекровью нарезали салаты, накрыли стол и втроем немного посидели перед телевизором, а затем разошлись по своим комнатам. Поскольку Мона так и не смогла привыкнуть к украинской кухне, а желания готовить для себя отдельно у нее не было, Новый год она встретила полуголодной. Чуда не произошло, и Мона в очередной раз ощутила себя обманутой.
Новогодние праздники подошли к концу, оставив горький и совсем не праздничный осадок. Каждый день приносил новые известия, но никто не мог сказать ничего утешительного. Мона практически не выходила из дома; Сергей пропадал на работе, возвращаясь домой поздно и не в настроении. Чувствуя приближение бури, Мона всеми силами старалась угодить мужу, но ее усилия не приносили плодов: Сергей, погруженный в собственные мысли, попросту отмахивался от жены.
– Ты не видишь, что творится в стране? На работе все стоят на ушах: наш офис со дня на день могут закрыть. А тут еще ты лезешь со своими глупостями. Ради бога, иди займись чем-нибудь, мне сейчас не до тебя.
Мона чувствовала себя забытой и никому не нужной; она все чаще плакала от одиночества и отчаяния. Ребенок рос и толкался в животе, напоминая о своем существовании, но, похоже, никому не было дела до ее дочери. Молодожены точно знали, что ждут девочку: еще в ноябре они ходили на плановое УЗИ, и доктор определил пол ребенка. Мысль, что у них будет дочка, сильно взволновала Мону, но оставила совершенно равнодушным Сергея.
– Девочка так девочка, – бросил он, выходя из медицинского центра.
