Молния же не исчезла, продолжая пульсировать как живая артерия, заполненная не кровью, а бледным перламутровым пламенем. И вот из этой «артерии» высунулась когтистая лапа с перепонками, вторая, затем показалась жуткая морда динозавра с пылающими щелевидными глазами.
– Бегите! – крикнул Утолин, бросаясь к динозавру.
Кирилл выстрелил из стоппера, метнул оставшиеся у него умболики, втыкая их в пупырчато-чешуйчатую морду зверя. Не зверя – Пса!
Динозавр… улыбнулся! Только так можно было интерпретировать его гримасу. Направил в сторону Кирилла длинный коготь, с которого сорвалась ветвистая фиолетовая молния. Но за мгновение до этого Утолин прыгнул между Псом и Кириллом, и молния вонзилась в него.
Произошло нечто вроде бесшумного взрыва, во все стороны полетели клочья света и дымные кольца. Тело Утолина испарилось, превратилось в шлейф гаснущих искр, но рука продолжала нажимать на гашетку нейтрика, словно жила отдельно от тела, а глаза продолжали смотреть на врага с угрозой, ловя все его движения. Потом и голова, и руки втянулись в облачко искр, и капитан исчез окончательно.
Нейтрик упал на землю.
Однако и Пёс получил приличную дозу деструктивного гипертекста, что отразилось на его облике – он превратился в сплетение полупрозрачных фигур – и заставило «собирать» себя в единое существо.
Кирилл понял, что у них остался только один шанс уцелеть, и гигантским психофизическим усилием – дистанционно! – включил ноутбук у себя на спине.
– Цепляйтесь за меня!
Компьютеру понадобилось несколько секунд, чтобы запустить файл ПН, в течение которых программный Пёс приходил в себя и трансформировался в закованного в латы рыцаря. Голова его при этом так и осталась головой динозавра. Глаза Пса вспыхнули, он снова обнажил клыки, показывая гнусную «улыбочку», вытянул в сторону людей руку в латной перчатке, и в это время ПН развернулась полностью, пробила «дыру» в пространстве и унесла людей в соседний инвариант Гиперсети.
Глава 23. Рай
Больше всех переживала гибель Утолина Лиля.
Он сделал для неё так много, что стал не просто другом и товарищем, но близким человеком. Кириллу капитан не слишком нравился, особенно в последнее время, но и он испытывал чувство потери и неуюта. Без такого опытного проводника, каким был Ювинга-Утолин, путешествовать по Гиперсети было трудно.
Быстрей других пришёл в себя Лаврик. Не в его характере было переживать за товарищей и предаваться скорби. Он был фанатиком-исследователем и думал только о своём интересе, межчеловеческие отношения не казались ему главными. А более всего поразила его последняя демонстрация силы Кирилла, когда тот мысленно включил компьютер и спас всех троих от неминуемой гибели.
– Как ты это сделал? – долго допытывался обалдевший Лаврентий, пока Кириллу не надоела его настырность, и он сочинил байку о постоянно включённом ноутбуке. Признаваться в своих новых способностях не хотелось. Даже с Лилей Кирилл не стал делиться своим умением ориентироваться в пространствах иных измерений и мысленным усилием воздействовать на физический мир.
Впрочем, и для него это умение оказалось неожиданным и экзотическим, с чем ещё предстояло разбираться и экспериментировать, чтобы не навредить ни себе, ни спутникам, ни другим мирам.
Бросок по «кротовой норе» за пределы буферной зоны, где программный Пёс ограничил Ювингу-Утолина, закончился в самом невероятном из миров, который только можно было представить.
Утолин оказался прав: пространства с иным количеством измерений и «объёмно-дышащим» временем сознание человека воспринимать не могло. В силу принципиальных ограничений. И лишь благодаря созревшей способности Кирилла видеть невидимое и ощущать непонятное, после долгих приключений и нервных стрессов они смогли выбраться из «трясины» многомерья и найти уголок для отдыха, которому вполне приличествовало название «райский».
Но до этого момента пришлось попереживать.
Удар «приземления» был настолько силён, что все трое на какое-то время потеряли сознание.
Первым пришёл в себя Кирилл.
Огляделся, ничего не соображая, вспомнил, что он не один, и тревожно наклонился над скорчившейся рядом женой. Повернул её к себе, отнял судорожно прижатые к лицу руки, погладил по бледным щекам. Ресницы Лилии вздрогнули, она открыла глаза.
– Мы… живы?
– Живы или одно из двух, – ответил Кирилл хрипло. Глянул на приходящего в себя Лаврика и лишь после этого поднялся с колен и начал осматриваться.
Пейзаж немного напоминал горный, разве что горы и удивительной формы серебристо-белые и прозрачные скалы располагались не хаотично, а в геометрически закрученном спиралевидном порядке. И все они плавно изменяли форму, дышали, текли снизу вверх, вибрировали, пульсировали, исчезали и появлялись вновь.
Почва в этом мире представляла собой толстый слой серебристо-перламутрового мха, по которому можно было ходить, как по упругому батуту. Небо как таковое отсутствовало. Вместо него над текучим ландшафтом нависало самое настоящее оловянно-свинцовое море с белыми барашками волн и пены. Море кипело и выстреливало вниз фонтаны, перетекающие в скалы и создающие невиданной красоты конструкции.
А между скалами текли потоки призрачных геометрических фигур, чем-то похожие на толпы пешеходов на улицах земных городов. Фигуры сталкивались, входили друг в друга, изменяли форму, таяли, внезапно вспыхивали, взрывались, а иногда превращались в чёрные сосульки и исчезали.
Этот мир был наполнен удивительной жизнью и сам был живым, непредсказуемо изменчивым, разнообразным, таинственным и… чужим. Непрошеные гости ему были не нужны. Он их просто не замечал. Уже на второй минуте созерцания ландшафта люди почувствовали головокружение и неприятные судороги в желудке: их вестибулярный аппарат не выдерживал качания пространства вокруг и смены цветовых гамм.
Трудно было представить, что этот мир, многократно пересекающийся сам с собой, является всего лишь сложной программой в каком-то вселенском компьютере. Или мыслью Творца.
– Больше не могу, тошнит… – согнулся пополам Лаврентий. – Дай ноутбук, я выберу инвариант попроще…
Кирилл не ответил, отмечая потоки движения вокруг них. Он тоже чувствовал себя нехорошо, но держался.
Они вылупились из «кротовой норы» ПН на вершине одной из гор, стоящей посреди небольшого «лунного цирка», который, в свою очередь, был окружён невысоким частоколом из прозрачно-снежных сосулек. Сосульки пульсировали, то и дело превращаясь в осмысленные иероглифы, руны и буквы русского языка, словно пытались что-то сообщить людям. Кириллу казалось: ещё одно усилие, и он вот-вот поймёт скрытую суть того, что хотели ему передать живые сосульки. Но смотреть на них долго было нельзя, организм не выдерживал пульсации мерности, и Тихомиров отказался от намерения постичь смысл происходящего вокруг.
А танец фигур на всём видимом «горно-городском» пространстве продолжался, поражая разнообразием форм и богатством цветовых сочетаний. Иногда среди них мелькали до боли знакомые формы: многоэтажные дома, ракеты, машины, арки, башни, колокольни. Однако стоило взгляду остановиться на такой «колокольне», как её форма тут же искажалась и она превращалась в чешуйчатую снежно-белую скалу, в гигантский сталагмит.
