Что-то общее у нас определенно имелось.
— Я тоже не верю, — сказала уже увереннее я, — и тоже считаю идею глупой авантюрой. Помоги нам бежать — и больше никогда не увидишь ни меня, ни ребенка.
— Какая ты шустрая! — засмеялась девушка. — Во-первых, и дураку понятно, что без помощи ты даже за стены крепости не выйдешь. А местные чародеи, к твоему несчастью, не дураки. Опять же, начнут искать виновного и, поверь, найдут. А уж в том, что найдут и вернут тебя с ребенком, даже сомневаться не приходится. Если, конечно, ты продержишься в лесу до того момента, как чародеи вас нагонят, а не сдохнешь раньше.
Я, по миллиметру отходя от края, уже начала надеяться усыпить ее бдительность, но Вирна тоже оказалась не дурой. Во всяком случае, заметить и разгадать мой маневр смогла, стоило мне отойти чуть ближе от окна к стене.
— На подоконник! — Северянка направила в мою сторону кинжал. — Иначе, поверь, твоя смерть не будет легкой. Меня еще в детстве научили убивать, на севере это жизненно важный навык, не сможешь убить сам — убьют тебя. А острые камни и рыбы все равно сделают свое дело, и понять, где порезы, а где укусы или раны от скал, невозможно.
— И что же ты тогда медлишь, — не выдержала я, — почему не прирезала, а заставляешь лезть самой на этот проклятый подоконник?
— Не хочется потом твою кровь с пола и стен оттирать, — пожала плечами Вирна.
Если она и блефует, то делает это мастерски — понять, реальна ли ее угроза расправы или простая бравада, я не могла. Но склонялась к первому. Все-таки не каждая женщина из ревности решается на убийство. На столь крайний поступок отваживаются единицы, и они, как правило, ни перед чем не останавливаются.
Я прижалась к стене, оглядываясь по сторонам, и искала, что можно использовать как оружие. Пусть будет, что будет, но прыгать самостоятельно и заканчивать жизнь самоубийством я не намерена. Живой я ей не дамся и сопротивляться стану до последнего вздоха. Зачем облегчать стерве задачу? Как назло, северная башня, в которой жил когда-то Дэйс, являлась образцом порядка, никаких вещей и обломков здесь не валялось. Да и те вещи, что имелись, были у противоположной стены в шкафу. Около меня находилась только узкая кровать с матрасом.
Поняв, что придется-таки все делать самой, преодолевая мое сопротивление, Вирна тяжело вздохнула, всем своим видом показывая, что она хотела как лучше, и шагнула ко мне. В этот момент у меня начались галлюцинации, иначе я не могу объяснить, как шкаф в два моих роста и почти такой же в ширину бесшумно оторвался от пола и полетел по направлению к нам.
— Вирна, шкаф! — Я показала за ее спину пальцем, не в силах описать происходящее.
— Думаешь, я идиотка, отвлекусь на столь неумелую игру, дав тебе шанс сбежать? — усмехнулась девушка.
Больше ничего сказать и сделать она не успела. В отличие от абсолютной тишины полета, падал шкаф как полагается — с грохотом ломающихся досок, звоном бьющегося содержимого внутри. А крик самой Вирны потонул в этом шуме и почти мгновенно стих.
Я без сил сползла по стене и закрыла лицо руками. Чувств и мыслей никаких не осталось, все — страх за себя и за будущее сына, шок от непостижимой смерти и нервное перенапряжение смешались в какой-то коктейль, переварить который моя психика оказалась не в силах. Меня трясло, как от озноба, зуб на зуб не попадал. Даже облегчения от внезапного спасения не было — одна сплошная пустота. Именно поэтому прозвучавший знакомый голос меня не удивил и не напугал.
— Ты как, в порядке? — поинтересовался уже виденный мною старик из башни, сейчас — полупрозрачный призрак. Возможно, конечно, это галлюцинация, но я решила начать доверять своим органам чувств. И если глаза видят, а уши слышат — значит реально.
— Относительно, — отозвалась я, — физически полностью цела.
Привидение покачало головой и подошло ко мне вплотную.
— Никто и не говорил, что будет легко, — улыбнулся он.
— Поэтому все должно быть так трудно? — спросила я, глядя сквозь призрак на сломанный поваленный шкаф. — С кем и с чем мне еще предстоит сражаться?
— Прежде всего с самой собой. Со своими страхами, сомнениями.
— Ой, только не надо этой псевдофилософской ерунды, — поморщилась я. — Мои страхи и сомнения — меньшая из проблем. На повестке дня, как отсюда сбежать, а для начала — выжить.
— Это и впрямь серьезные проблемы, — неожиданно поддержал меня старик. — Да только их серьезность несколько иная, чем ты и другие думают. Ребенку древней крови для нормального развития нужна не только мать, но и отец. Именно тогда он становится невосприимчивым к болезням, физически и умственно полноценным и даже превосходящим других.
— Что вы имеете в виду? — Я широко раскрытыми глазами смотрела на призрачного собеседника, боясь принять его слова.
— Если в скором времени ты, Владимир и Мариар не окажетесь снова вместе, то проблемы с ребенком неминуемы. Сначала болеть начнет, потом потихоньку отставать в развитии. К тому моменту, когда чародеи смогут представить его общественности, он превратится в скудоумного калеку.
Я уткнулась лбом в колени. Хоть бы раз мне сказали что-то хорошее! Все новости одна хуже другой. Что теперь делать, вот что?
— Почему вы говорите это мне, пленнице Закатной крепости? — горько спросила я, понимая, что несчастное привидение здесь ни при чем, но чувства, вернувшиеся и обрушившиеся на меня, требовали выхода. — Идите, расскажите все вашим чародеям! Пусть они думают и решают, что делать!
— Понимаешь, — спокойно ответил призрак, — чародеи не станут меня слушать, они, скорее, объявят охоту на живущего в крепости духа и упокоят его, чем выслушают и пойдут навстречу. Их путь к Новому богу труден и долог, они не отступятся, не признают, что где-то ошиблись, а во что бы то ни стало попытаются довести задуманное до конца.
— А мне-то что делать? Бежать в леса в начале осени, которая, по слухам, заканчивается здесь за месяц и переходит в суровую зиму?
— Мы что-нибудь придумаем, — улыбнулся призрак, — не переживай и не отчаивайся. Не опускай руки.
— Чтобы не опускать руки, их нужно для начала поднять, а у меня уже нет на это сил. — Жалость к себе захлестывала. Что еще мне предстоит узнать и выдержать?
— Есть у тебя силы, — не согласился старик. — Твой ребенок сейчас проснулся и плачет от голода. Вставай и иди его кормить, мыть, пеленать.
— Правда проснулся? — недоверчиво посмотрела я.
— Абсолютная правда или тебе поклясться? — Клятва призрака — это что-то новенькое, чем он может поклясться? Своим посмертием?
Опираясь о стену, я встала и пошла. Да, ребенок прежде всего нуждался в еде и чистых пеленках. А еще в хорошей маме. Значит, я стану делать для него все что могу и по ходу дела решать все остальные проблемы. А что еще остается? Уже у выхода из башни я обернулась. Призрак глядел мне вслед. На фоне солнечного окна он казался совсем прозрачным — легкой дымкой с голубоватым свечением.
